Сопротивление (ознакомительный фрагмент)
— О боги, эта мерзкая вонь… — негромко взмолился Матье Шаброль, прикрывая нос платком, который был обильно пропитан парфюмом с хвойными нотками. — Каждую весну одно и то же! Помяните мои слова, ваше сиятельство, уже давно ни у кого нет ни малейших сомнений, что истоком этой мерзкой реки является одно из проклятых болот Бездны.
Это он о Леге, рассекавшей столицу на две части — Старую и Новую, вдоль которой сейчас, мерно покачиваясь, катилась моя карета. Мой частный поверенный был не одинок в своем критическом отношении касательно столичной реки — в Эрувиле не было ни одного жителя, который бы забыл в самых образных выражениях упомянуть об удушливых ароматах сего водоема, что окутали город во время весенней оттепели.
Я, не отрывая взгляда от окна, за которым сейчас проплывали фасады особняков северного квартала Новой столицы, лишь усмехнулся. Правда, меня позабавили не сами слова мэтра Шаброля. Я просто представил физиономию моего частного поверенного, увидь он хотя бы одним глазком то черное ущелье, ведущее в Бездну.
А о запахах я вообще молчу… Коснись его носа тот смрад, что источал излом, воды Леги показались бы ему душистым цветочным источником.
Мы с Хельгой продолжили погружения в Изнанку и несколько раз бывали в месте излома. Один раз, благодаря куполу невидимости, я даже смог беспрепятственно прошмыгнуть мимо тварей Бездны и приблизиться к самой узкой части излома, а потом заглянуть в казавшийся бездонным черный провал. Не знаю, что больше меня потрясло — магическая мощь, исторгаемая изломом, количество тварей, которыми кишели его внутренности, или удушающее трупное зловоние, расползавшееся от ущелья. Наверное, все сразу.
В тот миг рядом с тем местом я ощутил себя мелкой букашкой, глупо пытающейся сопротивляться тому могущественному существу, которое пытается вырваться из плена Бездны. Казалось, ему достаточно лишь отмахнуться от моего надоедливого жужжания. И это только в том случае, если это существо вообще заметит меня.
Но миг слабости и животного страха быстро исчез. На смену ему пришла уверенность и даже некая злость. Особенно, когда я вспомнил, что эта тварь, пытающаяся выбраться из Бездны, хочет уничтожить все, что мне стало дорого в этом новом мире.
Нет… Сдаваться я не собираюсь. Я буду сопротивляться. Из последних сил, сцепив зубы и сжав волю в кулак.
И у меня есть, чем удивить темных. Мой план уже начал постепенно действовать. Увы, но прислужники Хлада Жуткого тоже не сидят на месте. А еще вместо того, чтобы двигаться вперед, я вынужден тратить драгоценное время на эту глупую войну, которую затеяли местные царьки.
Помимо всего прочего, раздражала медлительность Карла. Приказ-то короля — отправляться в марку — Кико озвучил, но официальный указ, где все это было бы задокументировано, я жду уже десятый день. Без письменного приказа покинуть столицу и страну я не имею права. Там ведь, помимо повеления бить врага, есть еще ряд «важных» пунктов, в которых сказано, каким образом я должен буду это делать.
Важных, конечно же, для Карла, но не для меня. Мне в этой королевской писульке важны на самом деле только два пункта. Во-первых, меня и моих людей Карл должен официально отпустить. Другими словами, это значит, что ко мне со стороны короля нет никаких претензий. Это такой своеобразный привет всем моим недругам при дворе, которые завалили королевскую канцелярию жалобами и доносами на меня и мои действия в Бергонии.
Ну, и во-вторых, мне необходима некая повторная легитимизация. То есть, вручая мне этот документ, Карл дает всем понять, что снова верит маркграфу де Валье и вся его дальнейшая деятельность осуществляется по воле короля. Например, как мне сообщил Ламбер де Кортене, личный секретарь Карла, с этой бумагой я смогу беспрепятственно рекрутировать новых солдат в некоторых бергонских поселениях.
Королевский указ… положа руку на сердце, лично для меня — это всего лишь бумага. Без войска и силы она не стоит и пера, которым ее подпишут. Но, увы, мне приходится считаться с особенностями местного мироустройства, где королевские печать и подпись должны будут подтвердить мой статус.
И все бы ничего, я готов следовать некоторым местным правилам, но Карл медлил. И о причинах этой его медлительности я мог только догадываться. Но и я времени зря не терял. У меня было чем заняться перед отъездом…
Карета подпрыгнула на одном из ухабов, и я машинально положил ладонь на кармашек моей перевязи, где «спали» два последних золотых круда. Беспокоивший их и меня собрат благополучно был передан новому носителю, вернее, носительнице.
Вспомнив последнюю встречу с Вереной, я нахмурился. Снова и снова прокручивая в голове события того дня, я неизменно приходил к выводу, что мне еще очень далеко до полного понимания природы магии.
Однако одно я уяснил для себя точно — когда имеешь дело с высшими силами, будь готов к тому, что они будут постоянно преподносить тебе сюрпризы, как приятные, так и те, без которых ты предпочел бы обойтись.
Размышляя о том дне, я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, мне удалось, наконец, избавиться от капризного паразита, который, чем дольше находился в моих руках, тем опасней становился как для меня самого, так и для моего окружения. Но с другой, передав его Верене, я безвозвратно лишился одного из самых ценнейших ресурсов в этом мире, на который у меня были большие планы.
А еще я понимал, что подвергаю смертельной опасности Верену. Поэтому, осознавая, что иначе поступить было нельзя, загодя готовился к нашей встрече. Искал убедительные аргументы, которые помогли бы мне уговорить ее уйти со мной. Хотя бы на время, пока не произойдет полного слияния с паразитом.
Правда, в глубине души я понимал, что все мои попытки закончатся неудачей. Верена уже все для себя решила и не отступит от намеченного пути. Сбежать в такой важный и судьбоносный момент для всех ее подданых? Именно тогда, когда армия Оттона Второго уже пересекла границу Вестонии? Нет, Верена ни за что так не поступит.
Но я все же надеялся на то, что мы сможем найти какое-то решение. Именно поэтому пришел к ней в шатер, обуреваемый двоякими мыслями.
И каково же было мое удивление, когда Верена не просто почувствовала постороннее присутствие в шатре, но и обратилась ко мне по имени. А ведь мой полог невидимости, который за последние недели заметно улучшился, никуда не делся.
Но не это застигло меня врасплох. Верена каким-то образом вошла в контакт с паразитом и, похоже, этот контакт случился еще до моего появления в шатре.
А дальше…
…Дальше я, глупо разинув рот, наблюдал за мгновенным слиянием ауры Верены и золотого паразита. Причем все это происходило настолько легко и гармонично, что на миг я даже ощутил легкий укол зависти.
Источник Верены без ее участия, словно по какой-то написанной заранее программе, плавно поменял цвет на золотой и начал таким же образом преобразовывать всю энергосистему девушки. Но не ломая и корёжа ее, а улучшая и укрепляя.
А еще этот мелкий паршивец, воспользовавшись моим ступором, одним махом высосал всю энергию из всех крудов, что были у меня. Когда я опомнился, в моих карманах вместо кристаллов осталась лишь мелкая пыль, а амулеты и браслеты красовались пустыми оправами.
Но возмутиться я не успел. После слияния Верена, во взгляде которой одновременно плескались изумление, страх и восторг, слегка покачнулась. Ее глаза закатились, и она начала оседать на пол.
Упасть я ей не позволил. Быстро подхватив девушку за талию, я аккуратно опустил ее в кресло, при этом сформировав плетения малого исцеления, а также энергоусиления.
Не прошло и минуты, как девушка открыла глаза, и наши взгляды встретились. Только вот на меня сейчас смотрела не Верена.
Ее глаза вспыхнули золотым светом. Зрачки стали круглыми и цепкими, как у хищной птицы, тяжелый взгляд будто пронзал меня насквозь. Он был чужим, оценивающим, словно взвешивал все: мою силу, волю, намерения.
Миг — и странные глаза закрылись, а девушка глубоко, словно выныривая из глубины, вздохнула. Ее тело слегка выгнулось вперед, но тут же опустилось в кресло.
Я хотел было приблизиться к ней, но замер. Голова принцессы поднялась, и на меня снова смотрела Верена. Правда, теперь привычный цвет ее глаз изменился на темно-янтарный. И, как и в прошлый раз, мой полог невидимости не был для нее помехой.
— Вот, значит, ты какой… — негромко произнесла она, восхищенно оглядев меня с ног до головы. Затем ее изумленный взгляд остановился на том месте, где был мой источник. Я мысленно выругался… Похоже, все мои слои защиты и скрыта для ее дара видящей теперь не были преградой. — А я, глупая, боялась, что те шестеро авантов убьют тебя. Теперь я вижу, что ты наверняка даже сдерживался, чтобы не навредить им. Спасибо, что сохранил жизни моим телохранителям.
Она подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза. Я уже открыл было рот, но она опередила меня:
— Я знаю, что скажешь…
Слегка приподняв правую руку, Верена задумчиво посмотрела на свои пальцы, а затем пошевелила ими. Тонкую девичью ладонь тут же окутала золотистая магическая дымка, а между пальцев закружились золотые вихри.
Хм… Все интересней и интересней. Такой трюк под силу только обученному магу.
— Теперь я знаю, кто мы, — продолжая завороженно следить за игрой золотых вихрей, произнесла она. — И я знаю, кто наш истинный враг.
— Теперь? — переспросил я. — А до того?
— До того моя родовая память еще спала, — ответила Верена. — Нужен был мощный энергетический всплеск, чтобы разбудить ее. Но многого от меня не жди. Сейчас в моей голове настоящая каша из обрывков чужих воспоминаний.
Мысленно я уже представил, как веселится мой таинственный доброжелатель… А что, если это не его рук дело? Но, черт побери, как же это на него похоже.
— Так или иначе, теперь ты понимаешь, что у нас мало времени, — произнес я.
— Да, — кивнула она и снова посмотрела мне в глаза. — Именно поэтому я останусь здесь, с моими людьми. Сейчас, как никогда, я понимаю, что нужна им. Это мой путь.
Я тяжело выдохнул и качнул головой.
— Что же… Значит, так тому и быть.
— Прощай и пусть хранят тебя древние боги, — в печальных глазах Верены я заметил сожаление и грусть.
— Постарайся выжить, — произнес я и развернулся к выходу.
Карета качнулась, выдернув меня из мыслей, и замерла. Снаружи слышался приглушенный гул переулка, редкие окрики кучеров, звон сбруи.
Я отодвинул шторку. Мы стояли у главного входа в дом Легранов. Фасад потемнел за зиму, бронзовые держатели фонарей потеряли блеск. Мрачности добавляли черные ленты, вплетенные в балясины балюстрад. Даже здесь, снаружи ощущался дух смерти и скорби, поселившийся в этом доме.
Три дня назад умер Паскаль Легран. Все говорили, что он скончался ночью, во сне, в своей постели. Но я точно знал, что дед Макса добил сам себя очередной вспышкой неконтролируемой ярости. Об этом мне рассказал Ален, когда прибыл в Лисью нору и привез приглашение от Изабель на церемонию установки урны с прахом в фамильный склеп, а также на объявление завещания старика.
Один из матаго, которому я поручил присматривать за домом Легранов, периодически сообщал мне о состоянии Паскаля. Тот последние месяцы не вставал с постели и мало кого узнавал. Но в одном он был всегда последователен даже до самой смерти — при упоминании моего имени в безумного старика словно вселялся демон. Паскаль сверкал бешеными глазами, рычал, хрипел и плевался пеной.
Я так до сих пор и не смог понять гнев и ярость этого человека. Само собой, Макс не был образцовым внуком, даже наоборот. Да и хорошим человеком его сложно назвать. Но он был сыном дочери Паскаля. Любимой дочери. Родная кровь… Не понимаю… И, скорее всего, никогда не пойму. Да и, собственно, плевать мне на чувства этого человека. Особенно после его участия в темных делах Генриха де Грамона и герцога де Бофремона. Светлого посмертия я ему желать не собираюсь.
Карет рядом с домом было мало. Словно не купца золотой гильдии провожают в последний путь, а какого-нибудь лавочника средней руки.
Да и та немногочисленная часть приличных гостей уже спешила покинуть мрачный дом после церемонии погребения.
Впрочем, иной публики рядом с домом было в достаточном количестве. По краям аллеи держалась вереница «похоронных нищих» — эта особая столичная порода была готова отираться рядом с особняком усопшего хоть целый месяц.
Они не лезли вперед, не цеплялись за рукава, а стояли клином, держа дистанцию, и по очереди выкрикивали отрепетированные фразы: «Наши соболезнования семье и близким, да утешится их сердце!», «Светлая память мэтру Леграну!»
В ответ в их сторону летели монеты скорбящих, которые под присмотром главного нищего быстро собирали мальчишки оборванцы. Вся эта сцена была такой же частью местного ритуала, как похоронные ленты и закрытые черными тканями зеркала.
Появление моей кареты, которую сопровождал отряд из дюжины всадников, казалось, заставило оживиться всю улицу. Люди, выходившие из дома Легранов, удивленно останавливались, а потом, оттеснённые моими бойцами, замирали на месте: кто-то склонял голову, кто-то провожал ошарашенным взглядом. Отовсюду слышались шепотки: «де Валье», «маркграф», «тот самый».
Особенно надрывались нищие, оглашая переулок соболезнованиями внуку, потерявшему любимого дедушку. По моему кивку Гуннар приблизился к самому главному оборванцу и бросил ему увесистый мешочек.
Ловко поймав кошель, который тут же словно по мановению волшебного пера исчез в недрах его лохмотьев, главный нищий глубоко мне поклонился. То же самое сделали и все его подопечные.
— Нотариус уже здесь, — негромко сказал мэтр Шаброль, шагавший следом за мной. — Я видел его карету у бокового входа. Это мэтр Ньери. У старика больные колени. Так что с объявлением завещания он тянуть не будет.
— Хорошо, — ответил я и направился к распахнувшимся передо мной дверям дома.
На пороге уже встречали слуги Легранов в траурных одеждах. Оба почтительно склонились вперед. В глазах младшего восхищение и, кажется, искра надежды, а вот старший смотрит хмуро, но без неприязни. Понимаю их — в хозяйском доме грядут перемены, которые напрямую коснуться каждого обитателя этого дома.
Внутри было темно. Тетушка Изабель явно экономила на свечах. Я помнил этот дом иным. Здесь было много подсвечников и люстр. А также мебели, картин и посуды.
Теперь на местах, где висели картины, просматривались бледные прямоугольники выцветших обоев. Мебель и дорогая посуда отсутствовали. Слуг стало тоже меньше.
Шагая по дому я то и дело натыкался на людей в темных одеждах с цепкими взглядами, которые сбивались к небольшие группки, что-то неслышно обсуждая. Замечая меня, они угодливо кланялись, при этом оценивающе осматривали меня и моих людей.
С этими все ясно. Коллеги мэтра Шаброля. Представители кредиторов прибыли на оглашение завещания, надеясь урвать хотя бы маленький кусочек от того, что осталось от некогда богатой торговой империи Легранов.
Шаброль уже успел перекинуться парой слов с некоторыми коллегами. Чуть склонив голову в сторону бокового коридора, он негромко произнес:
— Там, в малой гостиной. Семья уже в сборе. Нотариус тоже там.
В малой гостиной, несмотря на весеннюю оттепель, было холодно, но в отличие от остального дома — относительно светло. Видимо, сюда собрали все оставшиеся подсвечники и свечи. В воздухе стоял густой запах дыма, старого дерева, а также вина и пота.
Последние ароматы доносились от сыновей Паскаля Леграна. Дядюшки Макса явно не являлись любителями водных процедур, как, собственно, и поборниками трезвого образа жизни. Похоже, за месяцы болезни главы семьи ребятки здорово распустились.
— Ваше сиятельство! — угодливо воскликнул сухощавый плешивый старичок в характерной мантии. Видимо, тот самый нотариус с больными коленями. — Примите мои искренние соболезнования. Вы как раз вовремя… Только вас и ждали…
Я кивнул старику и огляделся. У окна заметил Изабель Легран. С нашей последней встречи тетка Макса заметно похудела. Лицо бледное, скулы напряжены, правая рука сжимает черный платок, даже костяшки побелели.
Правда, в глазах Изабель я не увидел ни тени скорби. Что-то такое было в ее взгляде… Словно она уже давно попрощалась со своим отцом. И тот, чей прах они сегодня установили в фамильном склепе, был всего лишь бездушной оболочкой. А еще я увидел, что, несмотря на плачевное состояние дел семьи, Изабель не сдалась. Пусть и потрепало ее знатно за прошедшие месяцы.
Чуть поодаль от Изабель, развалившись на единственном диване, сидели ее братья, чьи жены и дети маячили за их спинами у стены. Я даже не запомнил имен всех этих людей, настолько бесполезными и безликим они для меня были.
Еще дальше в тени на низком табурете сидел Ален со своей матерью Аделиной Бошар, которая сверлила меня сейчас ненавидящим взглядом. Кузен заметно нервничал. Его пальцы непроизвольно дергали край сюртука. При моем появлении Ален попытался привстать, чтобы поприветствовать, но мать, вцепившись в его локоть, не позволила ему это сделать.
Кузен нахмурился и бросил в мою сторону взгляд полный надежды и сожаления. Я незаметно подмигнул парню. Мол, не беспокойся. Я все понимаю.
— Итак, господа! — произнес нотариус, когда я под мрачными взглядами родственников Макса расположился на стуле, расположенном в переднем ряду. — По воле покойного Паскаля Леграна…
Договорить фразу нотариус не успел. Я услышал, как за моей спиной, там, где сидел Ален со своей матерью, натужно заскрипел отодвигаемый стул. А затем прозвучал злой ядовитый голос Аделины Бошар:
— Похоже, только меня в этой семье интересует, с какой стати на объявлении завещания нашего отца присутствует совершенно чужой нам человек?
Поделится в соц.сетях
Страницы: 1 2



Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 7 дней со дня публикации.