Глава 1
Шестого декабря температура в городе опустилась аж до тридцати градусов, но на мороз, похоже, вообще никто внимания не обратил. По крайней мере в школах занятия не отменили, хотя по положению при температуре ниже двадцати пяти мороза должны были. Однако, я думаю, с выступлением товарища Сталина это было не связано, скорее всего местные образовательные власти просто мороза не ожидали и нужное решение просто вовремя не приняли: обычно-то в начале декабря у нас температуры редко ниже пяти-шести градусов опускались.
Но не отмененные занятия в школах были, пожалуй, единственным, что хоть как-то выбивалось из «обычного режима жизни», а заявление товарища Сталина об отставке народ воспринял в общем-то как должное. То есть люди тихо промеж собой отставку обсуждали, но больше в плане, что «да, все же возраст, трудно ему страной-то управлять, но ведь он за новыми-то присмотрит» – и на этом обычно все и заканчивалось. Да и новые руководители стране были знакомы: Генсеком («исполняющим обязанности Генерального секретаря») был назначен товарищ Пономаренко, а Председателем Совмина стал товарищ Булганин. С последним я в жизни пока вообще ни разу не сталкивался, да и, откровенно говоря, не хотел. То есть сейчас точно не хотел, потому что своих дел было по горло. И главным делом было получение диплома.
Тему дипломной работы мне выбрал Юрий Исаакович, причем вовсе не такую, какую я сам собрался выбрать: я-то хотел отделаться учебником по языку «Аналитик», а он темой поставил тоже разработку учебника, но нужного для подготовки специалистов по постановке задач. И я с товарищем Неймарком по этому поводу всерьез разругался: все же разработка учебника для университета – это уровень даже не кандидатской, а докторской диссертации, но он сначала в качестве аргумента сообщил мне, что других специалистов в стране просто нет, так что «придется постараться», а когда я уперся рогом, он использовал вообще «запрещенный прием»: задание на разработку учебника я получил за подписью Пантелеймона Кондратьевича. С ним я тоже попробовал объясниться, но у партийного руководителя (тогда лишь руководителя Москвы еще) аргумент был еще короче: «надо». Так что новость о том, что теперь товарищ Пономаренко стал Генсеком, меня очень мало взволновала, некогда волноваться было.
Учебник (то есть черновик учебника) я обкатывал «на живых людях», и главной подопытной свинкой у меня была Ю Ю. Думаю, что далеко не лучшей свинкой, все же у нее бэкграунд был крайне высокий по части математики, но она мне могла давать весьма дельные советы относительно формы подачи материала. И именно по ее предложению я начал формулировать критерии отбора людей, которых вообще можно учить на постановщиков задач. То есть мы вместе эти критерии определяли, и в этом помощь Ю была крайне полезной: все же по части «отбора людей» такие специалисты, как она, имели свой, хотя и несколько своеобразный, опыт. И она критерии подготовила куда как более жесткие, чем изначально предполагал я, но уже у декабрю мы сошлись во мнении (то есть я с ней согласился), что «лучше меньше, да лучше»: на факультете в любом случае мне приходилось некоторые предметы студентам давать и руководить разработками некоторых программных продуктов – и люди (студенты и аспиранты), отобранные на роль «руководителей задач» по критериям «любимой», программы сдавали в работу вовремя и эти программы оказывались в принципе рабочими, а те, которых я на задачи ставил, мнение Ю Ю игнорируя, в основном или сроки срывали, или программы, разработанные под их руководством, приходилось просто полностью переделывать. Что вообще-то было не очень и страшно, в университете (и в политехе) разработка программ шла параллельно в нескольких группах сразу, так что рабочий вариант все же появлялся – но тенденция получилась весьма показательной.
Я не удержался, попросил Ю мне поподробнее рассказать, какими же критериями она пользуется, отсевая вполне грамотных, на мой взгляд, специалистов – и ее ответ меня изрядно удивил. То есть удивил больше всего тем, что это был ответ вообще-то офицера МГБ:
– За профессионализмом это ты следишь, я-то не могу узнать, человек в науке разбирается или только вид делает, что математику понимает. Но мне другое важно: если человек не в математике или программировании, а в жизни замечает недостатки и подвергает их критике, причем обоснованной критике, то на такого уже нужно внимание обратить.
– И отправить его убирать снег на Чукотке, чтобы поменьше критиковал…
– Дурак. Нужно обратить внимание на то, какие он предлагает меры по устранению таких недостатков. Причем вовсе не обязательно, чтобы предлагаемые им меры в действительности могли недостатки эти убрать, тут важно прежде всего выяснить, насколько глубоко человек может разобраться в причинах возникновения недостатков. То есть это является веским таким критерием понимания, насколько у человека развиты аналитические способности…
– В принципе, мне твой подход нравится, но все же если у человека мысли сугубо антисоветские…
– Математика не может быть советской или антисоветской.
– Чистая математика – да, но мы же говорим о программировании.
– И что?
– И то. Вот смотри, такой простенький код: что он делает?
– Ну… так сразу и не скажешь. Но, мне кажется, выполняет какой-то запрос к базе данных.
– Вот именно, какой-то запрос, и выполняет его… Допустим, мы обратимся к этой функции вот из такого кода…
– Не поняла.
– Поясняю: в определенную дату, которая берется откуда-то еще, формируется запрос на стирание всех данных в базе. Тут можно еще повыпендриваться, и о том, что запрос будет на уничтожение всех данных, понять сразу не получится, потому что тут можно создать код, который в процессе выполнения сам себя изменяет. Причем – если программист достаточно грамотный – можно разработать код, который будет менять не себя, а совершенно другую, пока что абсолютно безобидную программу – и именно поэтому у меня стоит жесткое требование ко всем разработчикам: каждый кусок кода должен сопровождаться подробным описанием, причем не алгоритма, а именно того, что и когда данный код делает. И если код описанию не соответствует – а это уже понять в принципе довольно несложно…
– Интересно. Очень интересно, можно подумать, что это ты много лет в МГБ проработал, а не я…
– Вот тут ты ошибаешься, просто у тебя еще немного не хватает знаний, чтобы сообразить, что с помощью программ можно сделать, а чего нельзя. Но уже знаний достаточно, чтобы понимать опасность таких вещей, и понять потенциальную опасность того, что я тебе сейчас рассказал. И, главное, у тебя куда как больше опыта в том, чтобы ненужных людей не подпускать туда, где такие программы могут серьезно нам навредить. По счастью, у нас в университете и в политехе люди в целом вполне советские, так что пока нам будет достаточно просто контролировать, насколько хорошо они учатся и выполняют задаваемые им работы.
– Хм… а кто вообще, кроме тебя, знает, как такие… вредительские программы делать?
– Надеюсь, что кроме тебя, пока никто. И уж студентам я точно не буду говорить, что их в принципе создать можно. Но умных людей в мире много, и далеко не все они живут в СССР…
– Я поняла. Давай так сделаем: ту часть твоего учебника, в которой критерии отбора кандидатов расписаны, мы исключим, но не выкинем, а поместим в отдельный… Давай я такую инструкцию для службы Светланы Андреевны составлю, я знаю, как их правильно готовить. И ты ей потом ее отдашь, меня все же не упоминая. Может, тогда тебя просто пораньше из университета выпихнут с дипломом, а то я уже вообще ждать устала.
– Чего ждать?
– Ждать, когда ты диплом получишь. Тогда я смогу с тобой официально расплеваться и нормально выйти замуж. Все же о том, сколько мне лет, я-то не забыла!
– Так давай сразу расплюемся, что мешает-то? То есть расплюемся как парочка, а то, что нам все равно придется работу начатую закончить, тебе меня пасти не помешает.
– Начальство не разрешит, я уже вопрос поднимала… ладно, потерплю тебя еще немного, ждать-то сколько всего осталось? Ты мне лучше вот что скажи: как ты собираешься… то есть как можно поменять одной программой поменять другую, если эта другая уже в машинные коды переведена?
Что меня сильно порадовало, так это то, что с вопросами разработки вычислительных машин меня вообще дергать перестали. В стране сложилась довольно интересная система: собственно разработкой занимались два института (условно «гражданский» и «военный», под руководством Лебедева и, соответственно, Рамеева), а в Горьком еще один институт, созданный на базе политеха, занимался исключительно вопросами технологии воплощения того, что придумали в первых двух. И в Пензе, где размещался институт, организованный Акселем Ивановичем Бергом, на базе новенького завода, который вычислительные машины делал, было сформировано отдельное «технологическое» КБ, быстро осваивающее достижения горьковчан в этой области. Но пока лишь осваивающее, так что основная нагрузка по этой части приходилась на политех и – в значительной части – на НИРФИ, где специальное отделение было организовано. Но Мария Тихоновна, прекрасно зная мои навыки в физических науках, первой меня из всех работ исключила, разве что иногда, по старой памяти, просила «оказать небольшую материальную помощь» в некоторых проводимых там исследованиях. И помощь она просила не финансовую, а именно «материальную», на предмет где-то добыть какую-то непростую аппаратуру, а уж если совсем в детали вдаваться, то «провести агитационную работу» на предприятиях, которые нужную ей аппаратуру могли изготовить.
Физика – она наука точная, поэтому заниматься «агитацией» мне было несложно: Мария Тихоновна (подозреваю, что совместно с Зинаидой Михайловной) каждый раз «тщательно готовилась к эксперименту» и ее просьбы содержали не только детальное описание того, что ей требовалось, но и перечень сотрудников предприятий-изготовителей с указаниями степени их родства со мной. И ладно бы это только по Нижегородчине указывалось, тут все был друг другу «известными родственниками», но она откуда-то выискивала мне «нужную родню» вообще по всему Союзу. Правда, в других областях «родственный потенциал» все же срабатывал гораздо слабее, чем у нас в области, но он, по крайней мере, «объяснял», почему я именно на эти предприятия с просьбами обращался. И там меня сразу не посылали в известных направлениях, а по крайней мере выслушивали до того момента, когда я переходил к списку получаемых за выполнение просьбы благ – так что техническое оснащение НИРФИ быстро росло и приумножалось. А так как иногда (часто) и изготовителям что-то дополнительное требовалось, чтобы заказ исполнить, жизнь моя могла бы стать совсем уж интересной. Но, по счастью, о моем душевном равновесии очень сильно заботилась «моя милая» и новые «горизонтальные связи» чаще всего возникали уже без моего непосредственного участия. Как-то по этому поводу Ю мимоходом заметила, что «теперь товарищ Шарлатан состоит из почти сотни человек, вкалывающих с рассвета и до заката, а с заката до рассвета просто работающих без перекуров».
Насчет сотни не уверен, но у меня усилиями «подруги» образовался целый «секретариат», что, откровенно говоря, уже прилично напрягало: даже дома постоянно минимум две «секретарши» отвечали на разные звонки. Потому что все эти «горизонтальные родственные связи» начальство (думаю, в лице Зинаиды Михайловны) решили замкнуть на мой домашний телефон. И я впервые увидел в работе так называемую «серию»: устройство, позволяющее по одному номеру подключать одновременно несколько телефонов, работающих в принципе независимо друг от друга. Вообще-то штука полезная… но не когда она у тебя в квартире стоит. Впрочем, все двоюродные уже завели семьи и в свои квартиры переехали, так что «дополнительные товарищи» меня дома не очень сильно напрягали. Создавали, конечно, определенные мелкие неудобства, но приходилось их терпеть…
А в апреле, через несколько дней после того, как мы проводили в последний путь бабу Настю, Ю снова вытащила меня к своему начальнику, и мне оставалось лишь удивляться, насколько слаженно работают у нас в стране «соответствующие организации». Павел Анатольевич, не разводя лишних политесов, поинтересовался:
– Мне сказали, что вы знаете, как заставить вычислительные машины… как испортить нормальное функционирование вычислительных машин с помощью специальных программ. Это так?
– Есть такая возможность, но, я бы сказал, пока что чисто теоретическая. Разработка таких вредительских программ – дело не самое простое…
– Наши специалисты тоже так думают. Но товарищ Ю считает, что вы в том, как подобные программы разрабатывать, разбираетесь лучше всех в стране и, пожалуй, лучше всех в мире.
– Она мне льстит… но насчет страны все же, пожалуй, она права. А вот что в этой области творится за границей, я сказать не могу.
– Зато она может, с помощью других… товарищей. И мы думаем, что подобные программы нам были бы в ряде случаев крайне полезны, поэтому… – лицо у Павла Анатольевича стало какое-то «хитренькое», – мы хотим вам предложить после получения диплома возглавить один сугубо исследовательский институт.
– Не уверен, что это будет лучшей идеей. Ю Ю и сама прекрасно с этим справится, я ей могу в этом помочь, в смысле основные принципы разработки подобных программ рассказать. И пусть она этим и занимается, тем более что мы сразу после защиты моего диплома с ней расстанемся, а если меня на такую работу поставить… из меня же в СССР вообще икону сделали, каждое мое телодвижение иностранцы наверняка постараются отследить.
– Это вы верно заметили. Но мы учитываем и то, что именно вы, причем будучи еще мальчишкой, очень сильно помогли стране с продовольствием во время войны. Не лично, но ваши идеи… в общем, наше предложение заключается в том, чтобы вы возглавили институт сугубо сельскохозяйственный, в котором будут разрабатываться автоматизированные системы управления, скажем, теплицами, составлением почвенных карт, разработка систем орошения и вообще мелиорации в сельском хозяйстве. У нас все же в стране население довольно быстро растет, а урожаи, к сожалению, за ростом населения не поспевают. Ну а то, что вы за урожаи всемерно болеете, вся страна знает, и за границей это тоже наверняка известно.
– Ну, из меня агроном как из… даже не знаю, с чем сравнить.
– А вам и сравнивать не надо. То есть агрономом быть не надо, речь-то о другом совсем. Сейчас в университете закончили разработку довольно эффективной системы управления метановыми биотанками, причем уже на основе как раз вычислительных машин. И опытная установка…
– Я про нее слышал, но пересказывать услышанное не стану. А то, что она просто сварила всех очень даже термофильных бактерий…
– Я, Владимир Васильевич, тоже с вопросом ознакомился, и, вижу, гораздо глубже, чем вы – потратив на это почти полчаса времени после ужина. Там университетские программисты сделали какую-то ошибку, в результате которой автоматы вместо того, чтобы отключить нагреватели, их включили на полную мощность. И ошибка эта в программе уже исправлена – но тут речь пойдет о том, что вы, по словам наших… в общем, вы лучше всех знаете, как программы предварительно проверять и подобных ошибок заранее не допускать.
– Я думаю, что таких специалистов университет уже достаточно подготовил.
– Но мы в руководстве страны знаем, причем хорошо знаем, только вас! И именно вас назначаем на должность руководителя совершенно сельскохозяйственного института! А кого вы в этот институт наберете на работу, руководству страны уже неинтересно, но в институте вы сможете заниматься и другими проблемами… сугубо, конечно, сельскохозяйственными.
– Павел Анатольевич, вы бы просто попросили Ю Ю мне все это сказать, у нее получается… подоходчивее, хотя и почувствительнее. Пара хороших подзатылин очень хорошо помогает понять предлагаемое…
– То есть она вас снова начала бить? Ей же строго…
– Я образно выразился. Просто мы с ней разговариваем как программисты, четко ставим задачи и четко указываем граничные условия, так что недопонимания у нас в общении не возникает. А уж как мы акцентируем внимание друг друга на критических вопросах – это уже наше, сугубо личное дело.
– Ну… хорошо. Тогда у меня будет последний вопрос: вы действительно решили… расстаться?
– Объективная необходимость. Она все же намерена завести нормальную семью, и я подозреваю, что она уже знает с кем именно, а демонстрация отношений со мной ей в этом сильно мешает. Кстати, вы ее – после того, как она сама диплом получит – в соответсвующий институт уже в вашей организации возьмите, из нее получается, точнее уже получился и программист от бога, и постановщик задач один из лучших в стране. Все же два университета за плечами плюс нижегородская школа…
– Мы сейчас другой вопрос обсуждаем… но я ваше мнение учту. Да, запрос в университет придет от Минсельхоза, вы не удивляйтесь…
– Хорошо, не удивлюсь. Я уже вообще забыл, как люди удивляются.
По графику у меня защита диплома должна была состояться в середине мая, и товарищ Неймарк мне заранее предложил место в аспирантуре. Причем он даже гарантировал, что я диплом минимум кандидата наук уже через год получу, аргументируя это тем, что разработанный мною учебник, после минимальной доработки, вполне за готовую диссертацию сойдет – но мне это стало совсем уже неинтересно. Конечно, наука сейчас – это дело довольно хлебное, но спорить с товарищем Судоплатовым я точно не собирался, тем более что на самом деле задачки он мне предложил очень интересные. И вовсе не компьютерные вирусы писать, с этим легко справятся и уже подготовленные специалисты при минимальной «идеологической» поддержке и с мелкими подсказками, та же Ю Ю прекрасно с такими задачами справится. А он предложил кое-что поинтереснее: буржуи-то создаваемые ими вычислительные машины в публичном доступе очень подробно описывали, а чтобы для них вирусы писать, эти машины было бы крайне полезно живьем иметь. Но такой вариант исключался – а вот если по описанию разработать качественные эмуляторы таких машин, это проблему бы полностью решило.
А если учесть, что отечественная база позволяла уже любую иностранную ЭВМ эмулировать буквально в реальном режиме времени, то чисто теоретически мы могли бы все необходимое подготовить еще до того, как эти машины они в производство запустят. Но тут было и очень много непростых задач как чисто алгоритмических, так и иплементационных, так что порезвиться было с чем. И я потихоньку начал уже и народ в будущий «сельзозинститут» подбирать. То есть в будущим выпускникам приглядываться, причем не только к математикам и программистам. Институт-то создавался сельскохозяйственный!
А заодно я и к сельскому хозяйству приглядываться стал, точнее, к тому, что у нас в стране с продовольствием творилось. А творилось… что-то интересное. Например, в магазинах всегда имелся огромный выбор разных круп, мясные отделы буквально ломились от разных видов курятины, яйца в продаже вообще не пропадали. А вот простую муку для блинов или пирогов купить было уже не очень-то и просто. Да и в булочных было, на мой взгляд, несколько странно. Я раньше на это просто внимания не обращал, потому что дома раньше Настя (младшая) все готовила, потом «секретарши» меня голодным не оставляли. А когда внимание обратил, то меня обуяли некоторые сомнения: хлеб в магазинах был, и был всегда – но именно всегда в продаже лежал хлеб черный, а белого могло и не оказаться. То есть иногда его не оказывалось, но когда я решил уточнить у родни, узнал, что в небольших городах и особенно на селе белый хлеб считался лакомством. Точнее, все же не лакомством вроде пирожных, но и от пуза его есть было не принято.
На биофаке, куда я сунулся за разъяснениями, меня просветили: в «нечерноземной полосе» основными «хлебами» считалась рожь, очес и ячмень: у них урожаи тут были заметно выше, чем у пшеницы. А еще поля-то были здесь не особо плодородными, а как раз рожь это плодородие прилично повышала. Потому что в почве сильно не хватало калия (почти везде его не хватало), а рожь своими длинными корнями этот калий доставала из глубоких слоев земли. А еще в этой самой «нечерноземной полосе» земля большей частью была «тяжелая», суглинки да глины преобладали, а как раз рожь (опять своими длинными корнями) такую почву как-то разрыхляла прилично, причем на большую глубину разрыхляла, и вот после нее можно было в поля много чего сажать да сеять. Но в таких условиях именно рожь была основой любых севооборотов, а так как ее получалось много, то ржаной хлеб всегда имелся в достатке. Даже в засушливые годы имелся, а вот с той же пшеницей было заметно хуже. То есть в засуху – много хуже, а не в засуху ее в основном именно на черноземах сеяли и собирали, однако средние урожаи ее были пока что в районе семнадцати центнеров, причем уже лет пять увеличить их никак не получалось. То есть в отдельных колхозах периодически и по двадцать два собирали, и по двадцать четыре. Однако Андрей Николаевич, который меня в себе вызвал, чтобы попробовать меня все же уговорить в аспирантуре остаться, моими «опасениями по поводу урожайности» проникся (как-никак биолог не из последних) и сказал, что практически всегда после таких «выдающихся» урожаев следует настолько резкое падение, что в последнее время за рекордные урожаи именно пшеницы колхозников вообще награждать перестали. Точнее, награждали только в случаях, когда после получении такого урожая на этом поле хоть что-то собрать приличное могли…
Хорошо, что у нас ректор биологом оказался. Хотя он больше пчелами занимался, связи у него были весьма обширные, и он мне порекомендовал кучу народа, которых можно было привлечь к решению проблем с урожаями зерновых. Причем не «вообще» порекомендовал, а с людьми связался и заранее возможные варианты сотрудничества обговорил. И я тоже кое с кем пообщаться успел. А перед самой защитой диплома мы с Ю Ю очень демонстративно все же разругались. Причем – все же умеет она правильные поводы готовить – разругались именно по «сельзозтематике» она заявила, что я вообще «предаю математическую науку по зову желудка», а когда я ее за это обозвал дурой набитой, она мне такую оплеуху закатила!
В общем-то, мы не только нашу перепалку тщательно отрепетировали, но и оплеуху отработали до блеска, и она получилась не хуже, чем в фильмах у Джеки Чана: я после ее удара метра на два отлетел. Так что и наше «расставание» никого особо не удивило, хотя довольно много народу в университете и жалели об этом: уж больно мы с ней гармоничной парой были. А после того, как у меня прошла защита диплома, она вечером зашла в гости, чтобы поздравить с окончанием университета и мимоходом заметила:
– Хорошо, что теперь мне не нужно будет тебя лупить и охранять, я теперь могу к тебе как к обычному человеку относиться. К хорошему человеку, и мне очень хочется, чтобы мы расстались… чтобы мы остались друзьями. Ты же не против? Да, я замуж летом выхожу, он почти полтора года этого ждал. Ты ко мне на свадьбу-то придешь? Я от души приглашаю.
– А твой жених?
– Он из нашего же отдела, о работе моей знает. Так что его можешь не бояться.
– А я и не боялся, ты же меня научила кому угодно морду набить, даже не вспотев при этом. Просто не хотел человека раздражать… Зато теперь мне уж точно никто не помешает на день рождения… даже на свадьбу подарить то, что я много лет хотел. Тебе какая машина больше нравится? И не возражай, ты ее точно заработала…

Поделится в соц.сетях