Глава 1 - Сожженый пламенем
— Мишка, ты можешь быть серьёзнее?
Брат хлопнул по столу ладонью и сердито посмотрел на меня.
— Могу, — я пожал плечами, — а зачем?
— В смысле, зачем? Ты наследник боярского рода Скуратовых и обязан соответствовать положению.
Я демонстративно закатил глаза.
— Илья, дорогой мой братец, вообще-то это ты старший сын и наследник. И это ты возглавишь род после отца. А я младший, не забыл? Поэтому имею право не быть занудой, как ты.
Если говорить честно, то старшего брата я обожал. Сильный, уверенный в себе, всегда выручавший меня, когда я шалил в детстве. Это он наследник рода, гордость матери и опора отца. А я разгильдяй и оболтус, живущий в своё удовольствие. Мне плохо давались родовые заклятия боевой магии, зато второй курс университета я закончил на отлично. Только юриспруденция мне наскучила, и я подумывал сменить специализацию. О чём и заявил, приехав на каникулы.
— Что за глупость ты придумал с учёбой? — Илья строго на меня посмотрел. — Каких ещё бабочек ты собрался ловить на Суматре?
— Самых разных. — Я изобразил глубокую озабоченность. — По оценкам ведущих учёных, на Суматре остаются не описанными сотни видов чешуекрылых. И я мог бы оставить след в энтомологии, отправившись туда в научную экспедицию. Ну или на Мадагаскар, туда плыть ближе, а бабочек там не меньше.
— А, я понял! — Илья расплылся в улыбке. — Ты издеваешься.
— Чего сразу издеваюсь? Я на полном серьёзе, даже какой-нибудь вид назвал бы в твою честь. Papilio skuratovnitsa. Как звучит, а?
Брат расхохотался.
— Подготовился, значит? Всё с тобой ясно. Хочешь посмотреть дальние страны, почувствовать себя знаменитым путешественником и познакомиться с необузданными дикарками. Я правильно угадал?
— Ничего подобного!
Мне пришлось сделать возмущённый вид, чтобы не признавать очевидное. Брат ошибся только в одном — "необузданные дикарки" шли первым пунктом, а не последним.
— Прости, Мишка, но ничего не получится, — брат вздохнул. — Я бы с лёгкостью тебя отпустил, но сейчас не время для подобных вояжей. Роду нужен толковый юрист, а не энтомолог.
— Илюш, ну сам подумай — какой из меня законник?
— Не говори ерунды, — брат махнул рукой, — всё у тебя получится. А когда женишься…
Я закашлялся от неожиданности.
— Что, прости?
— Так отец тебе ещё ничего не говорил? — Хитро улыбнувшись, Илья встал. — Ничего, за обедом всё узнаешь. Не хочу портить родителям удовольствие сообщить новость. Пойду прикажу, чтобы тебе подали две порции десерта — подсластить этот чудный момент.
Он подмигнул мне и пошёл к двери.
— Илья!
— За обедом, братец! Ты всё узнаешь за обедом! — не оборачиваясь, ответил он. — Говорят, она чудо как хороша и самая завидная невеста губернии.
Брат вышел из комнаты, а я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Врёт! Он специально так сказал, чтобы надо мной подшутить. Или нет? Мама же что-то писала мне месяц назад, но я не обратил внимания. Да нет, не может быть! Рано мне, да и вообще, совершенно не вовремя. Ещё университет надо закончить…
Бух! Бух!
Со двора усадьбы раздались громкие хлопки. Я обернулся к окну и поморщился. Это что такое? Брат решил запустить фейерверк в честь удачной шутки надо мной?
Бух! Бух! Бух!
Не выдержав, я подошёл к окну и отдёрнул занавеску. Ворота во двор усадьбы валялись на земле, выбитые из петель. А подле них цепью стояли чужие люди с оружием и стреляли в сторону особняка.
Бух!
Как заворожённый, я застыл у окна, не в силах сдвинуться с места. Грохотали выстрелы, седыми прядями плыл дым, кто-то истошно кричал, а мне всё ещё не верилось в реальность происходящего. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Чтобы кто-то напал на усадьбу Скуратовых?!
Вж-ж-ж-ж-дых!
Прозрачное облако дрожащего воздуха, похожее на огромный кулак, врезалось в стрелков. Четверо рухнули, словно чурбачки в городках, сбитые ловким броском. Один дёргался в пыли, нелепо загребая руками и перебирая ногами. А трое других остались лежать без движения, и под ними расплывались тёмные пятна. Остальные стрелки не стали геройствовать и отступили за ворота.
Кровь! Только сейчас я поверил, что всё это по-настоящему. Пальцы до боли впились в подоконник, а к горлу подкатил комок. Это кровь и лежащие на земле люди мертвы!
Из дома выбежал отец. Полноватый, с большими залысинами, старший Скуратов был расхристан и с непокрытой головой. А на ногах были надеты мягкие домашние тапочки, которые отец носил из-за больных ступней. Но никто не назвал бы его сейчас безобидным обывателем — вокруг главы рода Скуратовых клубилась грозная магическая сила.
Он швырнул в ворота ещё одно облако дрожащего воздуха и остановился посреди двора. Развёл в стороны руки, заставляя воздух гудеть и искриться короткими молниями. Я едва не вскрикнул — отец готовил призыв Хранителей. Стражей родового Источника, самого грозного оружия Скуратовых.
Но он не успел. В воротах появился человек в чёрном. Длиннополый сюртук, сапоги, шляпа на голове — он полностью оправдывал своё прозвище. “Гробовщик”. Я узнал его сразу, как только увидел. И мог точно сказать, что он служит боярам Басмановым, давним врагам и соперникам нашего рода.
Гробовщик взмахнул рукой, будто ударяя невидимой плетью. И магический кокон вокруг отца взорвался вихрем огня, поглотив его фигуру.
Ослеплённый яркой вспышкой, я зажмурился. А когда цветные пятна под веками погасли и я открыл глаза, то увидел, что Гробовщик стоит на одном колене. Его чёрная шляпа валяется в стороне, а сам он прижимает руки к животу. А отца, потерявшего сознание, тащит к дому Илья.
— А…
Крик застрял у меня в горле. Гробовщик дёрнулся и начал подниматься. А за его спиной, из ворот, выбегали уцелевшие стрелки. В этот момент ступор слетел с меня, как последний лист с осеннего дерева. Бежать! Помочь брату и отцу!
Оттолкнувшись от подоконника, я бросился к двери. Выскочил из комнаты и вихрем понёсся по коридору. Но не успел добраться до лестницы, когда с улицы донеслись приглушённые выстрелы. А следом что-то грохнуло, отчего весь дом содрогнулся до самой крыши.
— Чёрт!
Споткнувшись, я шмякнулся на пол и проехался на животе несколько шагов. Не обращая внимания на боль, вскочил и кинулся дальше. Перепрыгивая через ступеньки, скатился по лестнице и оказался в парадной прихожей.
В детстве мне всегда нравилось играть здесь, среди хрустальных светильников, ковров и картин, где царила какая-то необычайная торжественность, особенно, когда родители встречали гостей. Теперь же прихожая превратилась в развалины, будто по ней прошёлся смерч, а следом всё ценное разграбили степные орды. В воздухе плавал удушливый дым, на ободранных стенах тлели огоньки пламени, а от былого уюта не осталось и следа. Я застыл, поражённый этим зрелищем, хлопая глазами и не зная, что делать. Но тут от окна послышался стон, полный боли, и я бросился на звук.
Илья, любимый брат, учитель и советчик, защитник и товарищ по играм, сидел оперевшись спиной о стену. Бледный как мел, с потухшими глазами, в испачканной кровью рубашке.
— Мишка, — он слабо улыбнулся.
— Сейчас, сейчас я помогу…
— Стой, — Илья поймал меня за руку и притянул к себе. — Слушай.
Он хрипло вдохнул, дрогнул всем телом и сипло сказал:
— Найди мать и сестёр. Бегите, бегите отсюда!
— Нет! Я не брошу…
— Ты должен, — Илья сжал мою ладонь. — Теперь ты глава рода. Род должен жить!
Пальцы брата вложили мне в руку что-то твёрдое, влажное и липкое на ощупь. Я опустил взгляд и увидел перстень отца, измазанный красным.
— Держи, — следом Илья сунул мне револьвер с коротким стволом. — Помнишь, как пользоваться? А теперь беги.
И оттолкнул меня с силой.
— Беги! Быстро, они идут!
Я вскочил, сжимая в одной руке револьвер, а в другой перстень. И через разбитое окно увидел приближающихся стрелков во главе с Гробовщиком.
— Беги, братишка! — По лицу Ильи пробежал судорога. — Я их задержу.
Развернувшись, я кинулся прочь, оглядываясь на ходу.
— Удачи, — слабо улыбнулся Илья, прикрыл глаза, и вокруг него стала сгущаться сила. Он готовил очень неприятный “сюрприз” незваным гостям.
***
Мёртвая тишина стояла на летней веранде. Семья любила собираться здесь тёплыми вечерами, ужинать и долго беседовать за чаем. Отец рассказывал истории из своей молодости или про дела боярских родов, и я всегда замирал, чтобы не пропустить ни единого слова. И вот теперь всё это исчезло, расколотое и уничтоженное.
Стол был опрокинут, на полу валялась разбитая посуда. Белоснежная скатерть, скомканная и испачканная сажей, лежала кучей. По полу растеклась лужа из треснувшей супницы. А дальше, рядом с комодом, сломанными куклами лежали сёстры. Безвольно раскинув руки и глядя в потолок остекленевшими глазами.
— Ма…
Крик застрял в горле, когда я увидел маму, упавшую у выхода в сад. В синем бархатном платье, которое так шло ей при жизни.
Внутри словно подул ледяной ветер, безжизненный, бесстрастный и безжалостный. Чувства покрылись изморозью, как стёкла зимой. И все слова и слёзы, готовые вырваться наружу, превратились в лёд.
— Слышь, Петька… — Чужой голос вырвал меня из оцепенения. — Смотри, чё нашёл!
Из-за шкафчика, в котором мать хранила отцовские настойки, поднялся незнакомый мужик. Бородатый, с тёмными злыми глазами и бутылкой в руке.
— Э, — он прищурился, увидев меня, — пацан!
Мужик рукой потянулся за шкаф, но не успел ничего сделать.
Бах! Бах! Бах!
Револьвер моей в руке ожил, будто сам по себе, и трижды коротко рявкнул. И мужик начал заваливаться навзничь, закатив глаза, словно собираясь рассмотреть дырку у себя во лбу.
Не успел я опустить оружие, как в спину что-то ударило, со всей силой сбивая меня с ног. Выронив револьвер, я покатился по полу и с хрустом впечатался в комод, ломая тонкие дверцы шкафчика.
На мгновение показалось, что вокруг стоит ватная тишина. Такая, что неслышно собственного дыхания. И даже закричать не получается, сколько ни открывай рот. Но стоило подняться на ноги, как в ушах что-то щёлкнуло, и на меня обрушились звуки. Треск, вой и грохот. Я обернулся и увидел, как из дверей, ведущих в дом, вырывается пламя. Илья! Это он сделал!
Над головой затрещала крыша веранды, грозя обрушиться. Схватив револьвер, я бросился в сад через пролом в стене. Словно чужая сила толкала меня прочь от дома, шепча на ухо: ”Беги, беги, маленький человечек, или погибнешь. Беги! Или тоже умрёшь!”
***
Остановившись на опушке леса, я с ужасом смотрел на пылающую усадьбу, охваченную огнём до самой крыши. Жаркое пламя пожирало стены и заставляло лопаться стёкла в окнах. Флюгер на маленькой башенке, где отец любил наблюдать звёзды в телескоп, расплавился от жара и бесформенной кляксой упал на трескающуюся черепицу. Огонь, зажжённый магией умирающего брата, пожирал всё, став огромным погребальным костром семьи боярина Скуратова.
В носу предательски защипало, а на глаза навернулись непрошенные слёзы. Весь мой мир рухнул в одно мгновение. Я едва не закричал от накативших горя и тоски. С трудом давя всхлипы, с силой потёр тыльной стороной ладони нос, чтобы не зарыдать в голос. Нельзя! Нельзя! Надо бежать, надо выжить, чтобы отомстить…
Бах!
Выстрел грохнул почти незаметно на фоне гудящего пожара. И в тот же момент что-то ударило меня в бок, обжигая и заставляя вскрикнуть.
— Вон он!
— Держи пацана!
Ноги сами развернули меня и понесли в лес. Словно заяц, преследуемый гончими, я кинулся между деревьев, петляя и не останавливаясь ни на секунду.
Через березняк, знакомый с детства. Напрямик через поляну, заросшую травой по пояс. Затем сквозь дубняк, засыпанный прошлогодней пожухлой листвой. Падая, снова вставая, тяжело дыша и слыша, как бешено колотится сердце. Револьвер, так и зажатый в руке, цеплялся за ветки, но я не выпустил его, будто палочку-выручалочку для крайнего случая. А невнятные голоса, перекрикивающиеся за спиной, гнали меня всё дальше.
В какой-то момент я оступился и рухнул на склон оврага, коварно спрятавшегося за чахлым кустарником. Кувыркнувшись и чудом разминувшись со стволом дерева, я кубарем скатился по склону на самое дно. И под конец плюхнулся грудью в грязь возле крохотного ручейка.
— А-а!
Подняться оказалось неимоверно трудно. Я прижал руку к внезапно заболевшему боку. Опустил взгляд и обнаружил, что рубашка там вся пропитана кровью. А между пальцами потянулись густые тёмно-красные капли.
— Он там! Внизу!
Крик одного из преследователей заставил забыть о ране и бегом кинуться вдоль ручья.
Здесь было множество завалов из упавших деревьев и сухих веток, рос колючий кустарник, то и дело под ноги попадались скользкие валуны.
Я падал, вставал и снова падал. Одежда изодралась о ветки, а руки исполосовали царапины. Но что хуже всего, бок саднило всё сильнее. И с каждым шагом сил становилось всё меньше и меньше. В горле клокотало, а вдохи давались с трудом и звучали с надсадным хрипом. Револьвер выскользнул из пальцев и, булькнув, упал в ручей. Но у меня не нашлось ни сил, ни желания, чтобы вернуться и подобрать его. Позади всё ближе слышался треск веток. Кто-то задорно матерился, выстраивая длинные этажи сквернословия и обещая “сбежавшему пацану” самую лютую смерть.
Двигался я уже механически, ничего не соображая. В глазах темнело, и всё произошедшее казалось кошмарным сном. Хотелось только лечь на землю, прямо в грязь под ногами, и больше не шевелиться. Но я продолжал перебирать ногами, ковыляя вперёд на одном упорстве.
Голоса приближались, и в какой-то момент я понял: всё, не уйти. Покачиваясь и зажимая рукой бок, горящий огнём, я огляделся и внезапно узнал это место. Я бывал здесь, около старой засохшей сосны, прошлой осенью. Ходил с дядькой Матвеем на охоту, и тот показал мне кое-что…
— Быстрее, уйдёт щенок!
За спиной послышался голос и треск веток. Не раздумывая, я шагнул прочь от ручья и вломился в густые кусты. Да, я вспомнил. Там, за глухой стеной зелёных ветвей, со склона оврага обвалился пласт земли. Обнажив каменные плиты старинной постройки, которую и показывал мне дядька Матвей. То ли древний храм, то ли ещё более древнее языческое капище.
Ноги подломились, и я рухнул на старые истёртые каменные плиты, не в силах больше идти. Даже дышать я не мог, едва втягивая воздух мелкими глотками.
Позади перекрикивались голоса, злые и раздражённые, потерявшие след. Но я уже не слышал их. От раны в боку по телу пополз мертвенный холод, забираясь ледяными пальцами в самое нутро. От этого становилось жутко и страшно, словно сама смерть касалась сердца. И в то же время на меня снизошло спокойствие — всё кончилось, больше не надо никуда бежать, стрелять и убивать. Можно просто лежать и ждать скорого конца.
— Тебе рано уходить, человече.
Слова прозвучали совсем рядом. Настолько нечеловеческим голосом, что я приподнял голову, пытаясь рассмотреть говорящего. И едва не закричал, увидев выходящую из каменной плиты фигуру, объятую пламенем.

Поделится в соц.сетях