Глава 1
— …а не стоит ли мне прямо сейчас закончить то, что, как оказывается, не было доведено до конца двадцать лет назад?
Хотелось бы, конечно, чтобы в этот момент эти его слова мне послышались. К несчастью, мечты так и остались мечтами.
— Прошу прощения? — сделал я вид, что не понял, о чем именно он говорит.
— Ну будет вам, Александр, — Меньшиков встал со стула. — За что вам извиняться? А вот строить из себя человека недалекого вам явно не идет. Вы ведь прекрасно понимаете, о чем именно я говорю. Просто хотите сделать вид, будто это не так.
Мозги работали, как сумасшедшие, пытаясь найти выход из ситуации. Что я знал о Меньшикове? Да вообще ничего, за исключением того, что его род, по сути, управлял северной частью страны. Ну, еще и тот небольшой, но крайне важный факт, что он участвовал в убийстве Разумовских. Не напрямую, если верить Распутину, но тем не менее.
Ладно, он не завел бы этот разговор, если бы не знал, как на самом деле обстоят дела. А раз я всё еще жив и не получил пулю в лоб от его охраны, значит, ему что-то от меня нужно. Будем отталкиваться от этого.
— Мда-а-а-а, послушать вас, так дилемма и правда непростая, — вздохнул я.
— Еще какая, — согласился со мной Меньшиков. — Говорю же, теряюсь в догадках.
— Похоже, что вы стоите на распутье, — сделал я предположение, на которое он кивнул.
— Похоже на то. И сейчас я ищу причину, которая наконец укажет мне путь.
Он угрожающе посмотрел на меня и добавил:
— В одну сторону или в другую.
— А что? Неужто у вас есть выбор?
— Выбор, Александр, есть у вас, — произнес он. — В данном же случае все будет зависеть от того, какое мнение у меня сложится по прошествию этого разговора. Признаюсь, когда я понял, кто вы такой, я не смог сдержать удивление…
— И давно?
— Что?
— Давно вы догадались? — уточнил я вопрос. — Потому что на аукционе…
— О, нет, нет, — он помахал ладонью, будто отмахиваясь от моих слов. — Что вы. Нет, конечно. На аукционе, признаюсь, вы меня несколько заинтересовали, но ничего большего. Согласитесь, Александр, присутствие такого молодого парня без титула, истории и влияния на подобном мероприятии у кого хочешь вызовет вопросы. Так еще и пришли вы не просто по приглашению графа Смородина, но еще и с внучкой Распутина. Не слишком ли это большая честь для такого незначительного молокососа вращаться в столь высоких кругах?
Я не упустил ни столь резкий переход от вежливости к грубости, ни то, как его тон на этих словах стал на несколько градусов холоднее.
— Ну, при всём уважении, ваше высочество, — спокойно произнес я, глядя ему в глаза, — но вам следует уточнить этот вопрос не у меня.
— Вот как? — удивился он, и я кивнул.
— Да. Лучше поговорите с его сиятельством Смородиным. Или с тем же графом Распутиным, например. Уверен, они смогут сказать куда больше.
Его губы тронула кривая усмешка.
— Вот, значит, как? Человека делает окружение? Это вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что это они попросили меня о том, чтобы я по той или иной причине посетил аукцион тем вечером.
Глаза Меньшикова сузились, как если бы он меня в чем-то подозревал.
— Знаете, в чем забавная особенность фразы «при всём уважении», Александр?
— Нет, но думаю, что вы мне об этом расскажете, — предположил я и сделал приглашающий жест рукой.
— Обычно тот, кто говорит «при всём уважении», как показывает практика, этого уважения к собеседнику нисколько не испытывает, — неторопливо произнес Меньшиков, подходя ко мне. — А я смертельно не люблю, когда ко мне проявляют неуважение.
Пусть я и не могу читать его эмоции, того, что я вижу на его лице, мне достаточно. Я уже видел нечто подобное. И, как это ни смешно, видел это на лице истекающего кровью человека, привязанного к креслу.
Именно такое лицо было у Серебрякова. С холодным, будто у змеи, взглядом. Образ человека, готового отобрать чужую жизнь по одному лишь своему желанию, коли возникнет такая необходимость. Этот человек смотрел прямо на меня, напрямую высказав угрозу в лицо.
И сейчас он делал именно то, что говорил. Он буквально хотел, чтобы я дал ему причину. Сделать либо одно, либо другое.
Проблема заключалась лишь в том, что я понятия не имел, на какую чашу весов положить груз, чтобы их сместило в мою пользу.
— Уважение, ваше высочество — это не то, что выдается с титулом или должностью, как привилегия, — стараясь сохранять ледяное спокойствие на лице, проговорил я. — Нельзя требовать его, точно так же, как нельзя потребовать от солнца светить ярче. Оно либо есть, либо его нет.
Он молчал. Молчал почти пять долгих, томительных секунд.
— Забавно, — наконец проговорил он с задумчивостью. — Совпадение?
— Совпадение? — не понял я.
— Знаете, Александр, я ведь знал вашего отца. Лично я имею в виду…
У меня немного отлегло от сердца. Раз уж он решил тут предаться ностальгическим воспоминаниям, то, возможно, и меня убивать вот так сразу не будет.
Ну, по крайней мере, я на это надеялся.
— Не могу похвастаться тем же, — ответил я. — Я никогда не видел своего отца.
— Вероятно, подобный поворот событий пошел вам на пользу? — предположил Меньшиков. — Что скажете? Не поэтому ли вам повезло уцелеть в той трагедии, что постигла вашего отца и его семью?
Будь я чуть глупее, то непременно поправил бы его, сказав что-то в духе: «Имеете в виду той чистке, которой вы и другие аристократы их подвергли?»
Но я не идиот, чтобы выдавать факт своего понимания происходящего столь глупым и очевидным образом.
— Возможно, — пожал я плечами. — Тем не менее, факта это не отменяет. Я никогда не встречался со своим отцом и не контактировал с ним. Если быть честным, то до недавнего времени я вообще не знал, кто он такой. Да и по большому счету мне плевать на то, кем он был.
— Даже так?
Кажется, сейчас Меньшиков удивился.
— Неужели у вас никогда не появлялось желание вернуть утраченное? Подумайте, Александр. Не знаю, были ли вы в курсе, но ваш отец был вхож в ближний круг императора. Я бы даже сказал, что он находился на особом положении…
Сейчас! Только что! Я ощутил, будто меня что-то коснулось. Словно дуновение ветра, которого в аудитории быть не могло. Точно такое же ощущение было в нашу первую встречу на аукционе.
— …и занимал важное место при его дворе, кто бы что ни говорил, — продолжал тем временем Меньшиков. — Подумайте, Александр, каково это было. Занять его место. Стать графом, тем более, что у вас есть на это право, как у прямого наследника. Разве это не мечта, которую стоит превратить в явь?
— Некоторым мечтам, ваше высочество, лучше оставаться мечтами, — осторожно произнес я. — У меня свои планы на свою жизнь.
— И говорите вы мне это, разумеется, при всём уважении? — Меньшиков неожиданно рассмеялся, и это словно бы разрядило ситуацию. Кажется, что даже температура в помещении стала на пару градусов теплее.
— Разумеется, ваше высочество, — кивнул я, скрыв за этим короткую улыбку. — При всём уважении.
— Что же, — князь поднял руку и, сдвинув в сторону рукав своего пиджака, бросил короткий взгляд на часы. — Боюсь, что мне пора идти. Спасибо вам за интересную беседу и за крайне интересную лекцию. Хотя не могу не отметить, что ваш материал в последней её трети был несколько… суховат.
— Благодарю, — только и ответил я. — Постараюсь учить их получше, ваше высочество.
— Постарайтесь, Александр. Обязательно постарайтесь, — оставил он мне напутствие. — А теперь прошу меня простить, но мне нужно идти. Говорить «прощайте» не стану. Сами понимаете, что, скорее всего, эта наша встреча с вами не последняя. Как бы нам того не хотелось.
С этими словами князь Меньшиков вышел из аудитории и закрыл за собой дверь.
А я подошёл к собственному столу и плюхнулся в кресло. Здорово, конечно, когда ты весь из себя такой крутой и отважный, но… Блин, сердце стучало, как бешеное. Умом-то я понимаю, что это была какая-то проверка. Только вот понять не могу, прошёл я её или нет. Наверно, тот факт, что я вообще могу сейчас сидеть и обдумывать произошедшее, уже хороший знак.
Но в будущее лучше далеко не заглядывать. А то потеряться можно.
Взяв лежащее на столе яблоко, я с хрустом откусил от него кусок и начал упорно думать о том, что делать дальше…
Хотя стоп! Со всей этой словесной пикировкой я совсем забыл ещё об одном событии. Долбаный Шарфин с его долбаной ловушкой! Откуда, мать его, он знал о том, что случилось во время дела Уткина? Этот засранец откуда-то смог выяснить, как я принудил их пойти на мировую, и попытался впихнуть это бревно мне в колеса. И тот факт, что у него это не получилось, меня не успокаивал. Потому что не получилось в этот раз, получится в другой.
И мне следует быть готовым. А что если…
***
Спортивное купе пронеслось по улице и затормозило на повороте, напугав прохожих визгом шин по асфальту. Управляемая водителем машина замедлилась и свернула с проспекта на более узкую улочку.
Сидящий за рулем молодой парень тут же заметил, как прохожие бросали на него свои взгляды. Ещё бы было иначе! Яркий и броский цвет автомобиля, который стоил больше, чем многие из них когда-либо заработают в своей жизни, всегда привлекал внимание. А сидящий за рулём внимание любил.
Особенно, когда это внимание исходило от молодых девушек, что часто бывают падки на его обаяние вкупе с почти бездонными карманами.
Заметив знакомую вывеску, он сбросил скорость и свернул на парковку перед рестораном. Припарковавшись, он выбрался наружу и направился ко входу в ресторан.
Человек, с которым Юрий Шарфин собирался сегодня поужинать, сидел за столом и читал какие-то бумаги. Рядом с покрытыми печатным текстом листами стоял бокал то ли с коньяком, то ли с виски. Хотя, скорее всего, это ром, решил Юрий. Насколько он знал, его собеседник любил именно его.
— Здарова, Лев, — приветствовал его Шарфин, плюхнувшись на стул.
— Здравствуй, Юра, — ответил Калинский, не отрывая своего сосредоточенного взгляда от бумаг. — Дай мне, минутку, пожалуйста. Я сейчас закончу.
Тут же к нему подошла красивая и улыбчивая девушка лет двадцати пяти и предложила меню, дополнив их барной и винной картами.
— Так, красавица, я буду цезарь с королевскими креветками и стейк. Только нормально обжарьте мясо. Чтобы без крови. И принеси мне бокал виски с колой.
— Конечно, — тут же заулыбалась она.
Впрочем, через пару мгновений её улыбка стала ещё ярче, когда Шарфин без зазрения совести сунул сложенные купюры в карман её строгого чёрного пиджачка.
Несколько купюр на десять тысяч рублей в сумме. Больше, чем она, очевидно, зарабатывала за неделю или две. И Юра хорошо знал, что сейчас она доставать их не будет. Не при всех, о нет. Она сделает это где-нибудь наедине. Например, в туалете, где никто другой не сможет претендовать на эти чаевые. А вместе с купюрами она обнаружит визитку с его номером.
Как правило, уже к вечеру он получал либо сообщение, либо звонок. Порой ему становилось даже немного страшно, насколько легко это было.
— Так, я всё, — сказал Калинский. — Прости. Работы много.
— Да ничего страшного, — отмахнулся Шарфин. — Не переживай.
Он прервался, чтобы подошедшая официантка поставила перед ним бокал с напитком, и только после этого продолжил.
— Короче, не сработало, — сказал он.
— Что? — не понял Лев. — Я же тебе всё рассказал…
— Да я не об этом, — фыркнул Юрий. — Там ситуация вообще идеальная была. Ещё и гость был… короче, не важно. Этот говнюк выкрутился.
— Да, — Лев раздражённо цокнул языком. — Это он умеет.
То проигранное дело едва не стоило ему… многого. Нет, его не уволили бы, даже провались он в тот раз в пух и прах. Несмотря на все сложности в жизни, которые достались ему благодаря этой суке Лазаревой и её поганому брату. Так ещё и после того случая руководство фирмы взяло его на карандаш, и теперь Калинскому приходилось пахать в три раза упорнее, чтобы вернуть утраченное доверие.
Это его бесило. Настолько, что порой, по вечерам, у него начинался нервный тик и левое веко дергалось, будто в припадке.
— В общем, не прокатило, — пожал плечами Шарфин. — Надо что-то другое придумать…
— Я же слил тебе всю инфу. И то, что его уволили с работы. И что он нарушил этический кодекс. И то, что…
— Да помню я, — отмахнулся Шарфин и глотнул из бокала свой коктейль. — Я попытался сыграть через это, но эта дура Дьякова всё испортила. Так ещё и Катька не смогла его додавить. Говорю же, этот Рахманов скользкий, будто уж. Аж тошно…
— Ты узнал, как он смог получить преподавательское место? — перебил его Калинский, но Шарфин покачал головой.
— Не. Пока только слухи собираю, но ничего конкретного…
— Слухи? — нахмурился Лев. — Какие ещё слухи?
— Кто-то говорит, что он трахает Голотову, — пожал плечами Шарфин. — Но я в это не особо верю. Хотя… да по большому счёту без разницы…
— Нет, погоди, — тут же ухватился за мысль Калинский. — Она же до сих пор ведёт этику, ведь так?
— Ну, если не считать нашего доп. курса, да.
— Тогда есть хороший шанс на то, что это она его и пропихнула, — уверенно сделал он вывод. — Сука, я её со времён учёбы ненавижу. Эта тварь меня едва не завалила на экзамене.
— Ты об этом не рассказывал…
— Да чё там рассказывать, Юра! — вскинулся Калинский, но затем быстро заставил себя успокоиться. — Поспрашивай ребят со старших курсов, кто прошёл через её экзамены. Они тебе хорошо расскажут о том, как она их принимала. Её половина студентов ненавидела, а вторая чуть ли не в рот заглядывала. Короче, тварь она. Всегда меня бесила со своими нравоучениями…
— Ка-а-а-а-к интересно, — лениво протянул Шарфин, всем своим видом показывая обратное. — Плевать мне на Голотову. Я просто хочу вышвырнуть этого нахального ушлёпка. Он меня бесит.
Лев бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал.
Судьба свела его с Шарфиным случайно. Даже не его самого, а фирму, где он работал. Их наняли для того, чтобы представлять интересы крупных промышленников из Казани, которые хотели прощупать почву для того, чтобы перебраться в столицу. Лев входил в качестве помощника в группу юристов, которая как раз общалась с руководством трех фирм. Как правило, разговоры эти происходили либо в арендованных помещениях в дорогих бизнес-центрах, либо же в ресторанах. Именно в последнем, уже в более спокойном разговоре за ужином, один из их клиентов обмолвился о том, что его сын тоже учится на юриста, что Лев счёл удачным способом подняться повыше в этом деле.
Дальше уже оказалось нетрудно выяснить, кто именно был сыном их клиента, и свести с ним знакомство на почве того, что Лев называл «взаимовыгодным сотрудничеством». Он предоставлял ему кое-какую информацию по экзаменам и другую помощь, благо хороших знакомств у него в универе хватало.
Впрочем, он был уверен, что Шарфину даже это не потребовалось. Юрий как-то обмолвился, что в конце первого курса просто купил себе сессию по половине предметов. Как оказалось, обычно строгие преподаватели оказывались весьма благосклонны, когда речь заходила о достаточно крупной сумме денег.
И связанные с этой темой воспоминания каждый раз заставляли Льва скрипеть зубами от ярости. Особенно после того, как он едва не завалил один из предметов на первом курсе и чуть не лишился из-за этого стипендии. Тогда он решил предложить деньги преподавателю. Сумму, которая была для него действительно большой… Но этот старый заносчивый ублюдок лишь с презрением отмахнулся от него.
Его ненависть стала только сильнее после того, как он узнал, что этот же старый говнюк вполне легко согласился на взятку от Шарфина, стоило только тому добавить лишний нолик к сумме.
Тем не менее вопрос о том, почему Шарфин так хотел избавиться от Рахманова, Калинский себе задавал. И не только себе. На прошлой неделе он даже задал его Юрию, на что тот честно ответил:
— Этот говнюк меня бесит.
Что же, если чего-то столь незначительного, как задетое чувство гордости, ему было достаточно, то кто Лев такой, чтобы отказываться от помощи и не воспользоваться шансом?
— Надо будет придумать что-то другое, — сказал он Юрию, и тот кивнул.
— Да, я, кажется, даже знаю, что именно.
Он поднял свой бокал, и Лев не без удовольствия чокнулся с ним. Месть — это блюдо, которое он очень хотел съесть. Настолько, что не будет против, если его подадут холодным.

Поделится в соц.сетях