Глава 1
Пролог
Утро на вокзале начиналось, как обычно. На путях бойко пыхтел паровоз, в вагонах и на перроне весело шумели красноармейцы, а на расположенном рядом базарчике, пробовали свои голоса торговцы.
- Ко-ости!!! Свежие кости, с мяском… – бойкий дед в линялом армяке верещал фальцетом около корыта с грудой бурых лошадиных костей.
- Масло топленое, коровье! Яйца, мытые, не засраные… – надсаживалась, отмахивалась от мух сутулая баба, закутанная в платок по глаза.
- Меняем одежу на муку…
- А кому самовар! Тарелки, плошки, чашки…
- Одежа…
- Яйца…
- Мясо…
- Простокваша…
Ор и галдеж нарастал, в него начала вплетаться ругань торгующихся покупателей. Словом, все как обычно, но, вдруг, неожиданно, над базарчиком пронесся истошный бабский вопль.
- Грабю-ю-ют!!! Держи во-о-ора…
Дородная бабища попыталась схватить патлатого мальчишку в драном пиджаке не по размеру, но только навалилась объемной пазухой на прилавок и снова заверещала.
- Держи убивцу!!! Держи-и-иии…
Пацан сунул шмат сала за пазуху, ловко увернулся от детины в алой рубахе, шмыгнул между прилавками и припустил вдоль возов с товаром.
- Ах ты рвань!!! – взревел звероподобный возница и звонко стеганул кнутом.
Беспризорник споткнулся, но ловко перекатился, вскочил, побежал дальше и…
И угодил прямо в руки милиционера в белой гимнастерке.
Дернулся, попытался вырваться, но тот наотмашь ударил мальчика по лицу тыльной стороной ладони.
- Куда щенок…
Беспризорник сразу обмяк, словно шарик из которого выпустили воздух.
- Разорвать татя!!!
- К стенке!
- Глаза выцарапаю…
- На сук!
Жаждущие расправы торговцы ринулись к милиционеру, но тот неожиданно решительно рыкнул, выставив ладонь вперед:
- Разберемся, граждане! Осади назад…
Публика отпрянула и начала расходиться злобно ворча, а милиционер потащил за шиворот задержанного к зданию вокзала.
Метров за двадцать до перрона, парнишка встрепенулся и тайком мотнул головой по сторонам. Заметил отходящий от перрона поезд, сунул руку в карман и коротко ткнул милиционера чем-то в ногу.
Тот взвыл, бросил беспризорника и схватился обеими руками за бедро, а пацан стремительно рванул к набиравшему ход эшелону. Дальше выскочил на перрон и побежал за вагонами, врезался в путейца с железнодорожным молотком, вскочил, поднажал, сильно прихрамывая и, все-таки, успел схватиться за скобу на последнем вагоне. Потянулся и повис, поджимая ноги.
- Это кто такой? – изумились солдаты в вагоне. – Куда, пацан, а ну прыгай пока не поздно!
- А ну брысь, шелупонь! – веснушчатый парень с прилипшей к нижней губе цигаркой замахнулся.
- Погодь… – осадил его пожилой солдат, заросший до глаз седой курчавой бородой.
Беспризорник намертво вцепился в скобу, полы пиджачишки и немытые вихры трепыхались по ветру, а в глазах пацана читалось мрачная решимость держаться до конца, даже если начнут сбивать прикладами.
Бородач посмотрел на него тяжелым взглядом, немного помедлил, а потом ухватил за воротник и одним движением втащил мальчика в вагон…
Глава 1
- Ты должен учиться, Алексей, – сердито выговаривал мужчина в сюртуке и галстуке. – Для таких людей как мы, единственный путь наверх – это знания!
- Но почему? – недоуменно посмотрел на него коротко стриженый мальчик в гимназической форме. – Чем мы хуже?
Мужчина нахмурился.
- Ничем не хуже. Но ты должен это доказать. И твои оценки будет этому свидетельством.
- Хорошо, папа, – мальчик опустил голову. – Я докажу…
Лешка вынырнул из сна, но так и остался лежать с закрытыми глазами. Он почему-то был уверен, что это не его воспоминания, хотя как не старался, не нашел никакого подтверждения этому.
Он помнил все из своего прошлого. Помнил что родился в семье чиновника средней руки, выбившегося наверх из самых низов, помнил, как изо всех сил старался доказать сверстникам в гимназии кулаками и отличной учебой, что он ничем не хуже и помнил, как оказался на улице, после того, как отца и мать после революции прямо возле дома убили непонятные вооруженные люди.
Дальше смерть родных быстро скрылась в тумане, а сам Алешка был занят выживанием среди таких же голодных волчат, как он.
Свобода закалила характер с телом и пришлась по душе гораздо больше, чем сытая и обеспеченная жизнь. Настолько больше, что Лешка трижды бежал из детдомов, в последний раз вспоров пузо завхозу, вздумавшему распустить руки.
Первый раз чужеродность прошлой и настоящей жизни проявилась тогда, когда его затащили в вагон солдаты. Алексей сразу потерял сознание, а когда очнулся, даже заорал от дикого несоответствия окружающей действительности.
Какой паровоз? Какие теплушки? Лошади в вагонных стойлах? Откуда? Кто эти люди в выцветших гимнастерках? Куда меня везут?
Впрочем, все почти сразу стало на свои места: Алешка списал случившееся на испуг и смирился. Правда, время от времени, все равно пытался покопаться в своем прошлом. Но, как всегда – без результата…
Звонко заскрипел фазан в зарослях дикой ежевики неподалеку. Алексей приоткрыл один глаз и увидел рядом кряжистого бородатого старика в свободной рубахе до колен и широких шароварах.
Старик сидел, сложив ноги по-турецки, и споро работал шилом и дратвой, тачая сапоги. Густой седой чуб колыхался в такт движениям.
Лешкины сапоги.
Алексей сразу закрыл глаз, но в воздухе что-то прошуршало и больно ударило его в бок.
- Лекса, сучий потрох! – прогудел негромкий, но густой бас.
- Встал, Михей Егорыч, встал… – зачастил Лешка, вскочил и метнулся к стойлам но, все равно, успел схлопотать по спине вторым своим сапогом.
Быстро запряг в двуколку с деревянной водяной бочкой плешивого, старого ишака, после чего торопливо повел его к воротам
- Тьфу ты, шелупонь… – сплюнул мордатый рыжий парень на стене.
Лекса оставил без внимания его реплику. С парнями из эскадрона он ладил, кроме пары человек, в том числе Пашки Будина по кличке Бодя. Пашка было попробовал помыкать Алешкой, но когда встретил отпор, переключился на мелкие пакости. Однако, никогда не осмеливался переступить черту. В основном из-за дядьки Михея, которого боялся больше черта. Старик занимал в отдельном эскадроне неказистую должность ездового, но пользовался непререкаемым авторитетом среди личного состава. С ним частенько советовался даже командир отдельного кавалерийского эскадрона одиннадцатой кавалерийской дивизии – Казанцев Александр Владимирович, которого боялись и уважали все без исключения и который, заслуженно носил прозвище Чума, за свою суровость и беспощадность.
Привыкший к свободе Алексей сначала встретил армейскую жизнь в штыки и уже подумывал в очередной раз сбежать, но не сбежал из-за того же дядьки Михея. Ездовой взял над Лешкой плотную опеку, правда от этой опеки тот взвыл еще больше ибо старый донской казак отличался крутым нравом и никогда не жалел затрещин.
Ездовой учил Лешку верховой езде, обиходу лошадок, стрельбе, рубке шашкой и еще множеству полезных вещей – словом, всему, что положено знать казаку. Поначалу Алексей сопротивлялся, но быстро втянулся и сильно привязался к дядьке. Бывшему беспризорнику, несмотря на любовь к свободе, очень не хватало родительской опеки. А дядька Михей, несмотря на свою суровость, казался Лехе самым близким человеком на свете.
За спиной, в расположении эскадрона, звонко прозвучал горн – сигнал к побудке. Леха не оборачиваясь зачем-то улыбнулся и потопал к протекавшей неподалеку речушке, с наслаждением шлепая босыми ступнями по еще прохладному песку. Ишак по кличке Абдулла, прядая ушами и коротко всхрапывая тащил водовозку рядом.
Через десять минут они уже спускали по узкой тропе к реке. На берегу Лекса остановился, снял кожаные ведра с двуколки, подошел к небольшой заводи и заглянул в воду. На него смотрел худющий и вихрастый, почерневший от загара пацан.
- Тьфу ты, кобылиная срака… – Лешка вслух ругнулся и недовольно скривился.
За два года он сильно вытянулся, окреп и возмужал, но, все равно, выглядел с натяжкой едва ли лет на четырнадцать. А это означало, что на очередную просьбу принять в строевой состав, комеска снова ответит отказом. Леха пробовал соврать, что ему уже семнадцать, но провести Казанцева было очень трудно. На самом же деле, Алексею было четырнадцать с половиной – это он помнил твердо.
- Все равно попрошусь! – после недолгого раздумья решил он. – Так и скажу, принимай Владимирович, иначе сбегу! Мало кто лучше в седле управляется, стрелять и шашке обучен, так какого лешего кобыле сиськи теребить?
Так, раз за разом прокручивая будущий разговор с комеском, Лекса принялся набирать воду и заливать ее в бочку.
Справившись, стянул с себя выгоревшую добела гимнастерку с шароварами и принялся их застирывать. Вывесил одежку на ветку, а дальше присел в ледяной воде и, неожиданно, услышал позади смешок.
- Мара блазнит? – озадаченно пробормотал Алексей, потопал на звук и нос к носу столкнулся…
С девчонкой. Тощей и голенастой. И тоже голяком.
- Ой!!! – взвизгнула она и живо присела в воду. Лешка машинально проделал то же самое, даже не успев разглядеть ничего у незнакомки. Кроме маленьких, коричневых сосков на острых грудках.
И эти соски…
Словом, Лешку словно кобыла копытом лягнула. Даже в голове зашумело.
- Ты кто? – нахмурилась девчонка. – Что тут делаешь? Подглядываешь?
Говорила она на очень правильном русском языке, без малейшего акцента, выглядела не как местные, хотя что-то восточное на симпатичной мордашке проглядывало. Да и волосы были заплетены во множество мелких косичек по туркестанской моде.
- Больно надо… – обиженно буркнул Лешка. – За водой пришел. А ты кто?
- А-аа, ты оттуда, – девочка показала рукой на лагерь кавалеристов. – Русский. Но почему такой маленький?
- Ничего я не маленький! – еще больше обиделся Алексей.
- Отвернись… – незнакомка повелительно махнула рукой.
Лешка послушно отвернулся, дождался когда девчонка выйдет на берег и сам поспешно ретировался к своей одежде.
К девочкам и женщинам Алексей относился с превосходством, хотя немного побаивался, но сейчас почему-то ему не хотелось, чтобы незнакомка уходила.
- Как зовут тебя? – послышалось из-за кустов.
- Лекса, – Леха назвал себя на казачий манер, так как называл его дядька Михей.
- Лекса? – удивилась девочка. – Странное имя. Нерусский, что ли?
- Сокращенно от имени Алексей, – признался Леха, натягивая мокрые шаровары.
- А я Гульнара. Оделся? – из-за дерева показалась новая знакомая, уже в вылинявшем пестром платьице. – Веселовская Гульнара Львовна, – Гуля карикатурно присела в небрежном книксене и прыснула. – Чего смотришь на меня как на шайтана?
Лешка смутился и неприветливо буркнул:
- Ага, чем-то смахиваешь.
При этом сильно покривил душой. Стройная как тростиночка, с симпатичной улыбчивой и лукавой мордашкой; Гульнара ему понравилась с первого взгляда, так, что даже сердце колотилось как барабан. Ничего подобного он раньше не чувствовал, поэтому отчаянно смущался.
К его удивлению, новая знакомая не обиделась и весело прыснула, прикрыв рот ладошкой.
Лекса снова смутился и, сильно стесняясь, пробормотал.
- А как ты здесь случилась? Фамилие же твое, вроде русское.
- Как-как? – Гуля с превосходством задрала нос. – Отец земским врачом здесь был и маму мою здесь встретил и поженились они. А мама кипчачка… – Гульнара вдруг опустила глаза и тихо добавила. – Была. Умерли они. И папа и мама. А я у родственников… приняли они меня. Но простить за то, что наполовину русская все еще не могут. Мама против их воли замуж за папу вышла.
В ее последних словах скользнула досада и злость, поэтому Лекса сразу понял, что Гуле живется у родичей совсем несладко.
- Ты это… – он хотел сказать какие-то слова поддержки и смешался, а потом признался. – И мои… убили их. А меня красноармейцы к себе взяли. Но не подумай. Живу как у Христа за пазухой.
- А я врачом хочу стать, как папа! – вдруг невпопад сказала Гуля и тоже засмущалась.
- Значит станешь, – солидно пообещал Алешка. – При совесткой власти все равны! И бабы и мужики.
- Сам ты… баба… – улыбнулась Гуля, вдруг спохватилась, нырнула за кусты и вернулась с корзиной мокрого белья, неся ее на голове по местному обычаю. – Пора мне, Лекса.
Леха вспомнил, что ему самому может нагореть за опоздание и живо схватился за повод Абдуллы.
- И мне… служба… знаешь… у нас все строго…
К дороге они поднялись молча, повернули каждый в свою сторону, а потом…
Синхронно обернулись.
- Приходи еще сюда по утрам…
- Приходи еще…
Леха понял, что они одновременно пригласили друга и улыбнулся.
Гуля помахала ему рукой и пошла по дороге придерживая рукой корзину на голове.
- Как на подиуме идет! – восхитился Лешка и тут же озадаченно ругнулся. – Ети ее под хвост. Что за подиум? Вот же сморозил…
Покопался в голове, значения слова не вспомнил, сразу забыл его и поспешил на заставу. Слил воду в лошадиные поилки, думал уже, что его задержку не заметили, но услышал бас дядьки Михей.
- Лекса, а ну подь сюды, потрох…
Впрочем, обошлось без внушений, дядька только поглядел на него из-под густых бровей и отпустил.
За день Лешка успел еще три раза сгонять за водой, в промежутках помогал месить глину и латать стены – застава располагалась в старинной глинобитной крепости. Потом драил котлы, ассистировал в походной кузнице, вычищал стойла, ремонтировал сбрую и исполнял прочие служебные обязанности помощника ездового, которые заключались в одном емком определении: «ответственный персонаж за все». Работы Алексей никогда не чурался, но сегодня у него все на диво спорилось. Просто из головы не уходила новая знакомая, а предвкушение завтрашней утренней встречи грело душу и слегка туманило голову.
Уже ближе к вечеру, он все-таки набрался смелости и подошел к комеска.
Казанцев стоял у крыльца казармы, похлопывая рукояткой нагайки по голенищу сапога и, бдительно наблюдал за личным составом. Всегда аккуратно выбритый, подстриженный, в идеально подогнанной форме – комеска, несмотря на знаки различия Рабоче-крестьянской Красной Армии, сильно смахивал на царского офицера, какими их еще помнил Лешка.
Впрочем, Казанцев в прошлом им и являлся. Об этом знали все красноармейцы, что не мешало им уважать своего командира, потому что комеска не только тиранил личный состав, но и заботился о нем. А еще больше уважали его за то, что умел воевать, берег людей и не прятался за спины подчиненных.
Увидев Лексу, Казанцев недовольно заломил бровь.
- Ну…
- Товарищ комеска! – бодро вытянулся Алексей. – Разрешите обратиться!
- Чего тебе?
- Прошу принять в строевой состав! – выпалил Лешка, уже собрался изложить доводы, но оные, по злому несчастью, начисто вылетели из головы.
- Строевой состав? – комеска смерил Алексея строгим взглядом, потом вдруг улыбнулся, потрепал его по вихрам и уже мягче бросил. – Рано. Нагуляй прежде мясца, помощник ездового. Через год обратишься. Свободен.
От обиды Алешка чуть не заплакал, но сдержался и ушел зло бурча себе под нос:
- Нагуляешь тут. Лопаю как не в себя, а хрен вам на воротник. Не иду в ширину, хучь тресни…
- Ну что, щеня, послали тебя? – рядом раздался насмешливый, гнусавый голос.
Лешка обернулся и увидел Пашку Бодина. Парень стоял упершись плечом в угол казармы и глумливо щерился.
- И правильно послал, – гыкнул Бодя. – Куда тебе, валенку. Небось матушка под забором тобой выблядком опросталась…
Лешка вскипел и презрительно бросил:
- Сгинь, черт пархатый.
- Что ты сказал? – Пашка шагнул вперед и схватил Лексу за гимнастерку. – Осмелел, смотрю!
Все лучилось само по себе.
Лешка слегка повернулся вправо, заблокировав сгибом левой руки руку Пашке, а потом резко крутнулся всем телом в обратную сторону и влепил локтем правой в висок Боде.
Раздался громкий стук, Лекса сделал шаг назад и недоуменно уставился на сидящего на заднице Пашку.
Алешка вырос на улице, оттого умел и даже любил драться, но такого приемчика от себя не ожидал. Он в лучшем случае влепил бы Боде кулаком под дых или ударил бы лбом в нос. Наконец ткнул бы пальцами в глаза.
Пашка затряс головой, обхватил ее руками и гнусаво завыл:
- Убили-иии…
- Отставить! – раздался позади сухой голос Казанцева.
- Т-товарищ к-комеска… – сбивчиво забормотал Бодя. – Он… н-напал… ударил, ни за что…
- Я все видел, красноармеец Бодин, – ледяным тоном отчеканил Казанцев. – Немедленно доложите комвзвода Беклемишеву о сделанном мной вам строгом замечании. Марш!
- Так точно, товарищ комэскадрона… – промямлил Бодя и поплелся в казарму.
- А ты… – Казанцев строго посмотрел на Лексу. – Ты, парень… – он вдруг улыбнулся, огладил пальцами усы и сказал. – Иди, служи, помощник ездового Турчин. Через год поговорим.
Лешка мигом убрался восвояси от греха подальше. Драки в эскадроне пресекались жестко. Пашке, а тем более Алексею сильно повезло, потому что могли бы на месяц угодить в ассенизаторский наряд.
Остаток дня пролетел незаметно, солнце уже коснулось своим краем Кураминского горного хребта.
Алешка очень любил вечера: во-первых, становилось немного прохладней, оживала разная птичья живность в зарослях, но самое главное, по вечерам дядька Михей учил Лешу «плести кружева», по его выражению. А именно, работать с шашкой.
Но сегодня с тренировкой не сложилось: потому что эскадрон в полном составе начал готовиться к немедленному ночному выходу.
Лешку никто не ставил в известность: но он быстро узнал куда выступают красноармейцы. Разведка принесла сведения, что банда Эргаш-бека стала на стоянку в ущелье неподалеку и командир эскадрона Казанцев решил покончить с ними одним ударом.
Вскоре эскадрон выступил, в расположении осталось только пять человек выздоравливающих, над которыми назначили старшим Михей Егорыча.
Лешка полночи ворочался, не мог заснуть, а когда открывал глаза, видел что дядька Михей так и сидит возле тлеющего костерка.
А утром проснулся оттого, что расслышал разговор.
- Чего тебе?
- Обман это… – сбивчиво частил знакомый голос. – Выманили ваших специально…
Лешка вскочил словно его ужалила змея и увидел свою новую знакомую.
- Специально выманили вас, чтобы… – Гуля запнулась. – Чтобы захватить ваших женщин в заложники и сжечь лагерь.
- Откуда знаешь? – резко спросил Михей Егорыч.
- Слышала, слышала! – девушка глубоко вздохнула и выпалила. – Разговор слышала. Скоро они здесь будут. Только… – она всхлипнула. – Только мне домой нельзя, поймут и убьют…
- Вижу! – со стены раздался тревожный голос. – Вижу конных, идут наметом к нам, много! Егорыч, что делать то?
Дядька обернулся к Алексею.
- Бери баб и уходи по тропе в горы!.. – старый казак подмигнул парнишке и ласково поторопил: – Ну чего валандаешься, тетюха? Бери манлихеровку, да мою старую шашку не забудь. Сохрани ее…
Лешка оторопел. Эту шашку Егорыч сам не носил, а только хранил, бережно завернутую в овечью шкуру. Прикасаться к ней Алексею строго запрещалось. А приказ означал, что дядька просто не хочет, чтобы она попала в чужие руки.
- Ну… - казак нахмурил седую бровь.
Лешка вздрогнул, схватил висевший на крючке карабин Манлихера, взял под мышку сверток с шашкой, ухватил за руку Гульнару и потащил ее к домику, где жили гражданские.
«Баб» в расположении наличествовало целых пять единиц. Жена комеска и по совместительству отрядный фельдшер – Татьяна Владимировна, ее две маленькие дочери близняшки Машка и Сашка, а еще две совсем юные девушки, Люба и Варя, прибывшие в Ферганскую долину учительствовать сразу после окончания рабфака. С учительством не сложилось, местные наотрез отказались отдавать своих детей в учебу, тем более учителям женского пола и теперь они просто ждали, что прикажут из центра…

Поделится в соц.сетях