Глава 1. Начало
9 марта 1985 года; Москва, СССР
"ПРАВДА: Первые подробности вчерашнего взрыва в Бейруте, по неподтвержденным данным погибло более 80 человек, ТАСС от имени правительства СССР выражает соболезнования родственникам погибших..."
Шесть часов утра, на улице только-только начало светлеть. Я второй час стою в ванной перед зеркалом и не могу поверить в то, что это все всерьез. Пару раз себя ущипнул, но реальность вокруг не истаяла дымным маревом. Все ощущалось прямо вот очень реальным, нет можно было сходу выдвинуть целую пачку версий начиная от того, что это шизофренический бред, и я лежу в палате пристегнутый вязками к кровати, или это компьютерная симуляция, а мой мозг с воткнутыми в него электродами плавает в банке со специальной водичкой, до того, что меня в реальности съели, и это желудочный сок неведомого животного напоследок дарует жертве очень материальные видения. А я при этом вовсе никогда даже не был человеком, и даже память из прошлой жизни совершенно ложна.
А память имелась. Я еще раз нырнул в себя и прокрутил события прошлой жизни в «быстрой перемотке». Мне было доступно все. Седьмой класс, октябрь, урок биологии. Учебник с желтой обложкой и подзаголовком «Животные». Автора и исходящие реквизиты назвать не смогу – бананльно за год владения книгой ни разу этой информацией не поинтересовался. Зато могу на память цитировать целые куски текста, которые все же прочитал. Страница 73: Раздел «Насекомые», параграф 27 «Майский жук». «Среда обитания и внешнее строение. Каждый из нас весной и вначале лета наверняка не раз видел довольно крупных (длинной 2-3 сантиметра) светло коричневых выпуклых жуков с характерными треугольными пятнами по бокам…» Зачем это в моей голове? Откуда оно всплыло, кто его туда засунул, могу поклясться чем угодно, еще недавно – по субъективному времени всего три часа назад – всего этого я не помнил. Так не бывает.
Но какая разница? Вот он я, я испытываю боль, глаза видят свет, уши слышат звук. Как там было у Ленина в его работе «Материя и эмпириокритицизм» от 1909 года? Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях. Тезис, с какой стороны ни посмотри, спорный – а главное, откуда вдруг «дедушка» всплыл, уж кого-кого, а Ленина я последние сорок лет с тех пор, как научный коммунизм сдал, не открывал совершенно точно – но в данном случае применимый на все сто процентов. Какая разница, симуляция вокруг или нет, если я проверить этого не могу?
- А может просто взять ствол и вышибить себе мозги? Изменится от этого что-то или нет? – Из зеркала в ванной на меня смотрела еще относительно молодая физиономия первого и последнего президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева, чтоб его в аду черти жарили. – Или меня? Кого они там жарить будут?
Я дотронулся до родимого пятна на лысине – вот засада, в прошлой жизни у меня отличная шевелюра была до самого конца, даже седина ее вообще никак не портила. А тут плешь натуральная в пятьдесят четыре.
Умылся. Неожиданно пришла в голову мысль посмотреть, какое сегодня число – по привычке начал искать глазами смартфон, после чего хлопнул себя по лбу. Тоже мысленно, до ближайших смартфонов еще лет двадцать в самом лучшем случае. Попытался нырнуть в себя и поискать там информацию, неожиданно нашел. Память реципиента выдала сухую справку о том, что сегодня суббота девятое марта восемьдесят пятого года. Охренеть!
Завтра умрет Черненко, и я стану Генеральным секретарем ЦК КПСС и главным человеком в стране. И что с этим делать?
Попытался вытащить из закромов памяти текущую обстановку. Память Горбачева откликалась странно, я не чувствовал ее своей. Когда «задавал себе конкретный вопрос», ответ быстро находился, но глобально все прошлое смотрящего на меня из зеркала человека было покрыто «туманом войны». Впрочем, и так не плохо, если бы память реципиента была бы мне не доступна совсем, можно было бы сразу проситься на пенсию, выживать в этом бассейне с акулами без его знаний точно не получится, засыпался бы на мелочах, к бабке не ходи.
- Ладно, нужно взять себя в руки. Мозги вышибить мы себе всегда успеем, - прошептал я зеркалу, мимоходом отметив, что обращаться к себе во множественном числе – это дело совсем не здоровое. Еще раз умылся, разыскал глазами бритвенные принадлежности. Слава яйцам, хоть не опасная бритва, а нормальная Т-образная. Не привычный, конечно, «Жилет» на пять лезвий, но в целом терпимо.
Поковырявшись в мыльно-рыльных, обнаружил специальное бритвенное мыло, помазок и ванночку для их соединения. Когда я последний раз таким занимался, где-то в середине 90-х, наверное, но ничего, руки на удивление помнят. Или это от «оригинального Горби» мышечная память в наследство досталась. Неожиданно пришла мысль о наличии в этом теле сознания самого хозяина. От нее мгновенно покрылся липким потом, сердце застучало быстрее, вот еще чего не хватало, так это сражений за возможность управления физическим телом. «Покричал» в своей голове, призывая Горби вылезти и ответить, но нет. Никто не отозвался, видимо личность реципиента была полностью замещена. Ну и хорошо, одной проблемой меньше.
Побрился, даже не порезался ни разу. Залез под душ, постоял немного в струях воды, вылез, набросил халат, вышел на кухню.
Там, несмотря на ранний час, уже суетилась жена. Моя жена вообще-то умерла еще пятнадцать лет назад – рак, скотина, дотянулся клешнявый. Воспринимать женщину на кухне как собственную супругу оказалось сложно, тем более что Раиса Максимовна была совершенно не в моем вкусе. Причем буквально во всем и во внешности, и в поведении. Уж не знаю, как Горбачев с ней уживался, но боюсь у меня на этом поприще будут проблемы.
- Что такое? Ты сегодня совсем не спал, - Раиса поставила на плиту чайник и зажгла огонь. Я сел за стол и еще раз попытался собрать мозги в кучу.
- Предчувствие, - упоминать о смене личности в этом теле я естественно не собирался. - На этих выходных все должно определиться.
- Черненко? – Мгновенно все поняла жена.
- Да. Сегодня-завтра-послезавтра. Со дня на день в любом случае.
- И тогда ты…
- Да. Не уверен, что этого хочу. Слишком большая ответственность, придется работать сутками, очень многое нужно менять, проводить реформы, которые откладывались последние пятнадцать лет. Многие будут недовольны.
- Ну нет, - в отличие от меня Раиса Максимовна явно подобными терзаниями не страдала. – Мы столько с тобой прошли чтобы что? Вот так отступить в самый важны момент. Зачем тогда вообще в Москву ехать нужно было, остались бы в Ставрополе. Нет, возьми себя в руки, - в голосе супруги послышались железные нотки. Точно не уживемся мы с ней, видимо, в этой паре именно Раиса была ведущей, я так жить не смогу. Впрочем, это вопрос несколько более отдаленного будущего. Сначала нужно разобраться с делами более приземленными.
- Мы с тобой будем редко видеться, уж точно в ближайшие полгода я буду погружен в дела с головой, - я взял кружку с чаем, сделал глоток. Нормальный, не грузинский – и то радость, без приличного чая было бы совсем грустно.
Голова гудела от непривычных ощущений. Новые запахи, звуки, новое тело ощущалось совершенно иначе. Не то что бы я был против, считай, тридцать лет жизни мне скостили, а учитывая, сколько тогда прожил Горби, есть вполне реальный шанс и столетнюю отметку перешагнуть, если себя не запускать. Только за это можно было быть благодарным… Кому?
- Мы это обсуждали еще тогда, - видимо, данный разговор уже случался, то есть Горбачев с самого начала не был уверен в своих способностях в управлении страной. Проблема была в том, что и я сам в этом не уверен.
Голос супруги как-то отошел на второй план, а я, механически жуя предложенные мне бутерброды, погрузился в раздумья. На повестке стоял все так же один, но самый важный вопрос: «что делать». Вопрос «кто виноват» был временно отложен в сторону. Причем в обеих ипостасях. В том смысле, что совершенно не важно кто виноват в том, что я тут оказался, если эти силы пожелают себя как-то раскрыть – узнаю, нет – и голову ломать смысла нет. Ну а о том, кто виноват в том, что великая страна дошла до того момента, когда начала скатываться в сраное говно, даже вспоминать смысла нет. Тут очевидна коллективная ответственность.
А вот что делать… Если мы откидываем вариант с самоубийством, добровольным уходом на пенсию или просто самоотводом от должности генсека, то тут придется реально впрягаться в работу. И если по персоналиям и событиям предположим, я имею «инсайды», то вот в экономике, а тем более в макроэкономике – откровенно плаваю. Тут придется опираться на местных, которые как раз в экономике вообще мало что смыслят, что одна Перестройка уже и показала. Начинать вторую в таких условиях – откровенно страшно.
Был еще вариант просто ничего не делать, ограничиться косметическими мерами и подождать. В нашей истории Запад достаточно быстро сам себя сожрал и если не дать им освоить богатый и платежеспособный рынок СССР с союзниками, то 2008 год у них может наступить существенно раньше. Где-то в 1995-ом например.
Мысль не нова и достаточно проста, достаточно открыть график американского госдолга, наложить на него график снижения учетной ставки – собственно ту самую «рейганомику», которая позволила вылезти экономике США из задницы 1970-х - и увидеть, что точка кризиса находится где-то в середине 90-х. В моей истории СССР развалился, и на его костях, осваивая платежеспособный рынок, получая дешевые ресурсы, в том числе и человеческие, дружно экономя еще и на военных расходах – этого мы конечно натовцам не позволим, пускай продолжают вкладываться в танчики и ракеты – запад вошел в «золотой век процветания».
Опять же развитие электроники и повсеместная цифровизация очевидно пойдут плановой экономике на пользу гораздо сильнее, чем капиталистической. Можно будет устроить тот самый «цифровой ГУЛАГ», понаставить везде камеры, отслеживать платежи, уничтожить мелкую преступность практически на корню. Ну крупной преступности в СССР на самом деле было не так уж много, особенно если сравнивать с масштабами коррупции в «независимой России». Мелочи, фактически.
А ведь можно и про ту самую систему социального рейтинга вспомнить, ведь в СССР ее внедрение будет куда более простым и органичным нежели в полукапиталистическом Китае…
- Нет, сидеть и ждать у моря погоды – это не наш метод.
- Что ты говоришь? – Задумавшись не заметил, что жена все это время что-то рассказывала о каких-то своих знакомых, очень хороших людях которым очень сильно не везет и которые не могут чего-то там выбить из государства.
- Говорю, что отступать перед трудностями – это совсем не по-коммунистически, не по-большевистски, - такой ответ Раису явно изрядно удивил, видимо раньше Горби в семье не демонтировал столь жесткую приверженность официальной идеологии.
Попытался заглянуть в память тела, посмотреть, что там было у них с отношениями, но видимо без четкого вопроса, расположенная в голове «кинотека» воспоминаний, ответ выдавать отказалась. Ничего конкретного почему-то не всплыло. Для сравнения захотел вспомнить момент знакомства бывшего хозяина тела с будущей женой – тут никаких проблем.
На танцах познакомились. Помню, во что она была одета, какая музыка играла, как я к ней подошел. Хотя, честно говоря, и в молодости тогда еще совсем юная Раиса была далеко не красавицей. Ну на мой вкус во всяком случае.
- Ну да…
В этот момент раздался телефонный звонок, от звука которого я совершенно отчетливо дернулся. Выдохнул, досчитал до пяти, подошел к аппарату, взял трубку.
- Горбачев на проводе, - холодная пластиковая трубка от прикосновения к уху вызвала целый табун мурашек, пробежавших по спине куда-то вниз.
- Доброе утро, Михаил Сергеевич, - память услужливо подсказала, что это Громыко. – Не разбудил? Извини, что в выходной день дергаю.
- Доброе, Андрей Андреевич, не разбудили, я, можно сказать, уже на боевом посту. Что-то срочное?
- Ну можно и так сказать. Я тут у Константина Устиновича был, мы с ним по поводу будущего поговорили, есть необходимость теперь это с тобой обсудить. Приватно, так сказать.
То, что Черненко уже совсем плох – это в общем-то секретом не было, несколько дней назад его показали по телеку, лучше бы этого не делали, выглядел генсек совсем развалиной. В Политбюро существовала очередь по посещениям, каждый день кто-то из состава высшего руководства страны должен была посещать Черненко в больнице, вчера был день Громыко. Видимо там и было принято «самое важное» решение.
- Где и когда, Андрей Андреевич?
- Подъезжай на Старую площадь. Часам к десяти.
- Буду, Андрей Андреевич, - согласился я, не спрашивая даже о чем пойдет речь. В такие переломные моменты речь может идти только об одном – о власти.
- Ну что? – Жена даже не пыталась сделать вид, что ей не интересно, или что она соблюдая приличия не лезет в дела мужа.
- Громыко. Хочет поговорить.
- По поводу…
- Вероятно, - я пожал плечами, что тут можно еще сказать?
- Пойду поглажу тебе рубашку, - видя мое настроение и нежелание вдаваться в подробности Раиса поспешила в сторону спальни.
Еще через два часа я ехал на вызванной из гаража машине в сторону центра Москвы с интересом глядя в окно. Сказать, что город отличался от того, что я помнил в будущем – не сказать ничего. Людей было меньше, машин, такое ощущение, что не было вообще. Проехать весь центр города ни разу не встав в пробку или хотя бы не зацепив «тянучку»? Даже в выходной день – это просто нереально.
Здания гораздо ниже, их меньше, а зелени вокруг, ну вернее того, что является зеленью в летнее время – больше, нет торчащих в небо зеркальных «фаллосов» на Пресненской набережной. А еще – совсем нет рекламных вывесок, создающих бесконечный визуальный шум. Ничего не мелькает, не мигает, не пытается привлечь твое внимание странным сочетанием цветов и безумными текстовками. От этого город выглядит гораздо более «чистым», - хоть тут уже далеко не так однозначно, на самом деле, - но при этом каким-то пустым. Странное ощущение.
По тротуарам ходят люди, еще не знающие того, что их страна стоит на пороге развала. Интересно, если бы им всем сейчас, вот как мне в это тело, загрузить память будущего и потом провести референдум, какой бы мы получили результат. Скажем, в ответе какого-нибудь Шеварнадзе, Назарбаева или Кравчука, я не сомневаюсь, лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в Риме, тут сомнений нет, но вот если взять обычного грузина, латвийца, туркмена или, например, хохла.
Те люди, которые оказались в 90-х на обочине жизни, научные сотрудники, вынужденные стоять на рынке за прилавком, нынешние дети закончившие свои дни под забором в наркотическом угаре, все эти братки, чей стремительный взлет традиционно сменялся столь же стремительным крахом. Интересно, чтобы они выбрали, «живи быстро-умри молодым» эпохи перемен или сытую – относительно – стабильность и уверенность в завтрашнем дне СССР.
И конечно сложнее всего спросить у тех, кто из-за развала союза просто не родился. Их мнение правда никого вероятнее всего не волнует, но… Где-то встречал цифру в сорок миллионов человек, именно в столько оценили демографические потери стран бывшего Советского Союза за следующие тридцать лет независимости. В УССР в 91 году проживало 52 миллиона человек, в независимой Украине в 2021 – примерно 35. Даже если добавить Крым и Донбасс – не больше сорока.
Если же экстраполировать динамику прироста населения этой части страны – оттолкнувшись от 1985 года, все же позднеперестроечный СССР в преддверие своего коллапса тут статистику изрядно искажал – то в 2021 году в УССР должно было бы проживать от 60 до 63 примерно миллионов человек. Двадцать миллионов – солидное число. Опять же не все они умерли, многие просто уехали, но с точки зрения государства разницы, если честно, не так много.
По другим республикам цифры, конечно, не столь кошмарные, но тоже, радоваться нечему, разве что Узбекистан демонстрировал в новом тысячелетии взрывной рост рождаемости, но с учетом их постоянной эмиграции вряд ли причины тут лежали в резко возросшем уровне жизни.
Смогу ли я потом смотреть в зеркало, если просто опущу руки и не стану ничего предпринимать? Дезертирую? Боюсь, что нет. Да и пою я паршиво, плюс в пятьдесят четыре известной поп звездой становить поздновато. А значит, будем считать, что жребий брошен.
Автомобиль подкатился к зданию ЦК. Я, не торопясь, вышел из ЗИЛа, зашел внутрь. Нырнул в память Горби, вспомнил, где находится приемная Громыко и направился прямо туда.
Министр иностранных дел и теоретически самый влиятельный человек в стране – если отбросить Черненко, которому уже совсем немного осталось – ждал меня за своим столом. При появлении на пороге кабинета он встал вышел из-за стола и протянул руку. В политике не бывает мелочей, вот и сейчас Громыко как бы с одной стороны подчеркивал, кто тут главный, а с другой – соглашался немного «спуститься» и встать со мной на одном уровне. Тем более, что после приветствия он повел меня не за стол, а в сторону стоящего у стены диванчика.
- Был у Константина Устиновича… - После положенных приветствий «мистер Нет» перешел к делу. – Есть мнение, что следующий генсек должен представлять следующее поколение руководителей. Хватит уже ежегодных похорон.
- Это мнение Константина Устиновича? – Мнение генсека в таком деле очень важно, но только пока он жив. В момент смерти оно обнуляется, и, если кроме этого мнения у тебя ничего нет, ты фактически остаешься ни с чем. Говорят, Брежнев видел Щербицкого в качестве своего приемника, но Леонид Ильич умер, а Щербицкий все так же сидит в Киеве, а не в Москве. Сидит и еще не знает, что будущий генсек крайне отрицательно относится к наличию в Политбюро всяких «нацменов».
- Да, а еще мое, и части первых секретарей, которые хотят видеть во главе партии молодого и энергичного хозяйственника. Русского.
О как! Интересная вырисовывается раскладка, надо бы потом этих самых «прорусских» первых секретарей вверх подтягивать. А лучше заменить ими глав республик из нацменов. Но это явно планы не на ближайшие месяцы. А в планах на ближайшую ночь вероятно будет плотная перетряска памяти Горби на предмет политических раскладов. Без этого совершенно точно обойтись не выйдет.
- А Политбюро? Разве там других кандидатов нет?
- Кандидаты всегда есть, Михаил Сергеевич, ты это не хуже меня знаешь, другое дело, за кого проголосуют. В Политбюро и потом на пленуме.
- Вы думаете, за меня проголосуют? - Продолжая «играть дурочку» переспросил я.
В СССР очень долго боролись против «фракционности». Фактически искореняли любое инакомыслие, есть только линия партии и колебаться можно исключительно вместе с ней. Из-за этого никакая открытая критика вышестоящих «товарищей» была, по сути, невозможна, и весь политический процесс ушел «под ковер». Да и там тоже все старались действовать как можно осторожнее, дабы чего не вышло. Получалось, что Черненко уже при смерти, а команды в будущей борьбе за власть еще не оформились до конца. Даже в Политбюро еще далеко не все знали, кто «их кандидат», про уровни ниже даже говорить нечего.
- Мы тебя поддержим, - было видно, что Громыко эти слова даются не просто, и что желание занять главное кресло страны глава МИДа в себе поборол не до конца. Вот только, видимо, Андрей Андреевич понимал, что за него вряд ли проголосуют, а Романов – номер два в списке претендентов – вряд ли оставит за ним даже ту должность, которую он сейчас занимал.
- Хорошо, Андрей Андреевич, если нужно, я готов. Это правильно, нужно объединить усилия в самый важный момент.
Дальше обсуждение уже пошло проще, принципиальное решение о сотрудничестве, а также «распределении долей в предприятии» было найдено, и пошли уже технические вопросы.

Поделится в соц.сетях